злость и ревность.

— Каждый день я жил в ожидании того, что все скоро вскроется и рванет. И ты…

— Я должна была сказать. Мне тоже было тошно. Она ведь моя подруга, мы с ней с детства дружим… И она должна была понять…

— Понять предательство двух близких людей?

— Мы не виноваты, Матвей. Мы столько лет сопротивлялись…

— И думаешь, все это стоило того?

— Да.

Вздыхаю. И прохожу, не разуваясь, в небольшую гостиную и падаю на диван, на подлокотнике которого лежат окровавленные джинсы.

Могу предположить, что я должен был их увидеть.

Да, брошены они будто в небрежности, но мерзкое кровавое пятно сразу бросается в глаза среди милой и уютной обстановки.

И надо сказать, меня джинсы царапают что-то в подсознании. Кровь запеклась темным пятном на светлой ткани, и я, кажется, даже чувствую этот легкий запах железа.

Яркий и въедливый акцент.

Игорь прав. Наш мозг работает удивительным образом, и у нас нет контроля над тем, как он решит принять реальность.

— Да… было столько крови, — шепчет Ия. — И до сих пор кровит, Матвей… Мне так жаль… И мне так страшно и больно…

На столике — фарфоровый чайник и две чашки с золотой каемочкой по краю.

Ия наливает чай в одну из чашек, и со слезами на глазах вручает ее мне:

— Ты останешься? Дома ведь тебя не примут.

— Не примут, — хмыкаю я, — да я и сам не смогу теперь вернуться.

Делаю под ее темным взглядом глоток чая, которым почти опустошаю чашку, а затем поддаюсь в ее сторону.

В неожиданном поцелуе, который она не ждала, я вливаю в нее терпкий чай, а затем под испуганное мычание запрокидываю голову за волосы и прижимаю ладонь ко рту. Она машинально и на испуге сглатывает отраву.

Набрав в рот слюны, я сплевываю на ковер и всматриваюсь в ее глаза, что теряют тень злорадства.

— Матвей… — сипит она. — Что ты делаешь…

Или я не угадал? В чае не было того, чего я ожидал?

— Матвей! — взвизгивает она, вырывается, но я замечаю, что ее движения стали неуклюжими.

— Ах ты, мразь, — цежу я скозь зубы, наблюдая затем, как она оседает на пол и отползает от меня. — Во второй раз решила меня нагнуть, да?

Вот теперь к ней приходит полное осознание того, что я знаю о ее фокусах с моими мозгами. Ее начинает трясти, но в глазах пробегает искорка надежды, когда в дверь настойчиво стучат.

— Ты кого-то ждешь? — вскидываю бровь. — Уж не свою ли подружку, — вытаскиваю из кармана перламутровую пуговицу и перевожу усталый взгляд на Ии, которая тяжело дышит. — И повторю свой вопрос, Ия. Это стоило того?

— Ты не должен был… Она мне обещала… Дала гарантии… — Ия обмякает на полу, скосив на меня взгляд. — Ты… Как?

— И ведь самое забавное в этой ситуации тебе не подать в суд за ненадлежащее оказание услуг, — встаю, когда в дверь вновь нетерпеливо стучат, — будет тебе уроком.

Глава 34. Ты ее любишь?

Смотрю в глазок.

Стоит мымра беловолосая и ждет.

Убью не убью?

Я весь вспотел, пот ручьями льет, дышу с трудом и сердце колотится, как бешеное.

Если убью, то и шанса на нормальную жизнь у меня не будет. Пусть безумие меня либо окончательно сожрет, либо отпустит.

Щелкаю ключами в замочной скважине, приоткрываю дверь, а сам бесшумно отступаю.

— Ия.

Только она входит, я тенью кидаюсь к ней. Она не успевает даже вякнуть, как я обхватываю ее шею локтевым сгибом.

— Ну, привет… — рычу я.

Сдавливаю ее шею, хрипит, роняет сумку и царапает меня ногтями.

Из комнаты выползает Ия, мычит, слюни пускает и тянет руку.

Когда моя жизнь обратилась в кошмар наяву? И как позволил всему этому случиться?

Успешный юрист душит тощую мразь на глазах лучше подруги своей жены.

Может, я до сих пор пребываю в липком кошмаре, в который нырнул после волшебного укольчика Игоря?

Может, я сейчас в палате с мягкими стенами?

— Я люблю тебя, — раздается за спиной голос Юры, и я оглядываюсь. Стоит в дверях, спрятав руки в карманы и щурится с глубоким придыханием. — Я люблю тебя, Матвей.

— Что?

— Это тебе жена передала.

Я ослабляю хватку, тетка без сознания валится на пол. Я отступаю к стене, а Ия заползает обратно в комнату:

— Помогите…

— Ты же вроде худеть собирался, — Игорь просачивается между Юрой и дверным косяком.

— Я худею, но без буквы д, — Юра зевает во весь рот. — Каждый день худею от этой жизни.

Игорь наклоняется к тетке, касается ее шеи и вздыхает:

— Жива.

Кажется, я слышу в его голосе разочарование. Юра закрывает дверь, а Игорь поднимает взгляд:

— Дыши.

После тащит ее за подмышки в комнату, глядя на Юру:

— А сердце ты проверял?

— Проверял.

— Что сказали?

— Сказали, что умру нескоро, — Юра пожимает плечами. — И не надейся, — переводит на меня взгляд, — так это и есть та вторая, с которой у вас был тройничок?

— Тройничок не то слово, — выдыхаю я.

— И да, я в роли твоей жены все жду, когда ты мне ответишь взаимностью, — Юра недовольно цыкает. — Невежливо на “я тебя люблю” молчать.

— Ты больной, — хрипло шепчу я и сплевываю.

— Кажется, мы с тобой в одной палате можем оказаться под наблюдением Игорька, — Юра низко смеется. — Будем с тобой по воскресным утрам у окошка бумажные поделки делать для любимых жен.

— Да етить-колотить! Вы баб на меня решили скинуть?! — рявкает Игорь из комнаты. — Тихо, милая, я тебя не обижу. Просто поговорим.

Юра вытаскивает из кармана пиджака моток белой нейлоновой веревки и протягивает мне с жуткой улыбкой:

— Я думаю, это пригодится.