Шрифт:
Закладка:
Еще со времен Платона, описывая восторг, который испытывает при виде дряблых половых органов юноша, который взамен на жизненный опыт дарит учителю «цвет своей юности», принято считать, что секс молодого и бедного с пожившей и богатой – старый добрый бартер. Если обе стороны достигли возраста согласия, может быть. Но люди не учитывают, насколько проще манипулировать, имея власть и влияние, при колоссальной разнице ресурса.
В те пару лет между 18 и 20, когда Даня еще не превратился в палача женщин, он часто думал о том, как легко давать советы. «Просто будь сильнее», «будь выше этого», «забудь», «расслабься». Какая пропасть между советом и методичной, растянутой на несколько лет работой по помощи. Не было такого, что он принял рациональное решение вдруг стать жестоким. Просто его никто не жалел. Он кожей ощущал вокруг безразличный мир, где много голодных, облизывающих зубы шакалов. В пятнадцать он пытался выжить, а потом решил сам стать насиль- ником.
Он как-то прочитал пару детективов Агаты Кристи. Неплохой гибрид ребуса, мелодрамы и сказки. Обязательно восстанавливается справедливость, у добра неожиданно находятся кулаки, а каждому золушку выдают по богатой наследнице в жены. Ему же достался другой приз – дряблая ушлая жаба.
Взрослые, которые нарушают сексуальную безопасность ребенка, делают его инвалидом на всю жизнь. Даже если этот ребенок прыгал голым по люстрам, пользоваться ситуацией – преступление. Все, кого обманывал Даниил, получали привет от Ольги. Обманув свою первую женщину, он получил удовольствие не от денег, он насладился властью, которую получил, когда она сама принесла их ему. Секс не приносил ему удовольствия, только разрядку. Он искал раненых. Он становился сильнее, чувствуя, что они суетятся, боясь его потерять.
Угрюмый дядя, который если и был дома, то сидел в своих комнатах и перебирал коллекцию касок, ни о чем не догадывался. Только тогда, когда он умер, Даниил понял, кого он на самом деле боялся все эти годы. Удивительно, насколько услужлив и заботлив бывает мозг. Даниил так страшился этого действительно опасного человека, что даже не думал о нем. Тот чувствовал его трепет и принимал его как должное. Дяде нравилось, когда в его присутствии люди чувствовали себя плохо. С его смертью с Даниила как будто сняли бетонную плиту. Из сырого подвала выпустили на свежий воздух.
Он и не знал, что он такой сильный.
Ольга сразу изменилась, но, кажется, за два года так и не успела этого понять. Она захотела популярности и начала говорить о том, что им пора перестать скрывать их «любовь», их «глубокую внутреннюю душевную связь». Она начала за него цепляться, сама этого не понимая. Эта женщина искренне думала, что трепет, который испытывали перед ней окружающие, был связан с ее личными качествами. И вот тогда ей пришлось действительно раскошелиться. Подачки в жанре хороших очков и сорочек, которые раньше она, как домработнице, бросала ему, сменили тяжелые сальные пачки наличных.
Когда он был юн, она могла забыть про него на полгода. Не звонила, не писала. Его мать ходила с встревоженным видом. Ольгу не волновало, если у Даниилы появлялись другие женщины, она считала, что их отношения «выше этого». На деле знала, что, стоит дернуть за веревочку, раб прибежит. А в последние месяцы жизни она только что не преследовала его.
Люди, пережившие насилие, делятся на два вида. Первые считают, что так нельзя ни с кем. Столкнувшись с тем, что кому-то грозит подобная опасность, они пытаются по мере сил помочь. Вторые не хотят быть одинокими жертвами, они, наоборот, считают, что все должны пережить то же самое. Тех, кого не насиловали, они считают «не знающими, как жизнь устроена». Эти люди любят насилие, они ему служат. Даниил вошел во вкус. Он стал Ольгой.
Столько лет она высасывала из него жизненные силы! В шестнадцать он чувствовал себя старым, просыпался уставшим. Новая расстановка сил что-то сломала в заведенном порядке. Он даже жалел, что она умерла так рано. Было еще столько унижений, которые она могла бы пережить.
Платон Степанович сидел в кабинете офиса «Смородина и партнеры» на Полянке. У него тоже были сотрудники, они дополняли недостающие у него качества. Например, один был такой наглый, что мог в случае чего и по зубам дать. Другой, наоборот, был зануднее Смородины, даже Алена смотрела на него с благоговением. По вечерам он изучал индийскую философию. В общем, Smorodina-team была похожа на сказочную команду из Ивана-царевича, Ивана – крестьянского сына и волшебного говорящего ворона. То, что у каждого был свой взгляд на предмет, помогало видеть каждое дело с нескольких сторон. Работали много, зарабатывали хорошо. Все сотрудники оставались с Платоном Степановичем на много лет.
Позвонили в домофон. И на экране Смородина увидел Вениамина. Тот приехал без предварительного звонка, но с улыбкой.
Стоя перед тяжелой дверью, Вениамин не тратил силы на растягивание в улыбке рта. Смородина с неудовольствием признал, что отчасти осточертевшую улыбку дорисовывала его память. Но у Вениамина действительно была на лице зарождающаяся улыбка Моны Лизы, гримаса превосходства и коварства. Эту эмоцию сложно было описать словами. Наверное, Вениамин тренировал ее перед зеркалом первые два года знакомства со своим шефом.
– Платон Степанович, извините, что без звонка. Без звонка, зато с презентом.
На стенах в коридоре висели в одинаковых рамках фотографии Смородины с политиками, крупными бизнесменами. Свое дело он знал. Понты были его неотъемлемой частью.
– Ого! Не знал. И вы с ними со всеми знакомы?
– Здесь только те, с кем я работал.
– Уважение, – второй раз Смородине показалось, что он услышал голос живого человека, а не куклы. – А я слышал, вы прибыльными делами не занимаетесь.
– Так от меня же и слышали.
Вениамин прищурился. Конечно, он не мог поверить, что, не будучи мошенником, можно иметь такой хороший офис. Его мир состоял из лохов и конкурентов – других Вениаминов. Он достал из внутреннего кармана пухлый черный конверт из бархатной бумаги.
– Здесь немного больше. В два раза. Александр Сергеевич благодарит вас и просит передать, что больше не нуждается в ваших услугах.
– Хорошо. Спасибо, Вениамин. Положите на стол.
Но Вениамин уже понял, что перед ним серьезный человек, а не придурок в очках, как он думал.
– Ну, вы это… понимаете? Без обид?
– Совершенно без обид. Я,