– У нас уговор.

– Плевать.

– Уговор есть уговор. Мы даже руки друг другу пожали.

– Я не надену девчоночье платье. Нет-нет-и-нет! – Они хотят, чтобы я вырядился принцессой. В серебристой юбочке. Не подумаю даже!

– Выбирай: не наденешь платье – никакого карнавала.

– Никакого карнавала, – говорю я.

Эти двое отходят подальше, говорят вполголоса.

– Как тебе такое в голову пришло? Не мог взять костюм для мальчишки?

– Я что, выбирал, по-твоему? Схватил в магазине первый попавшийся и дал деру. А если подумать, то так даже лучше: его точно никто не узнает, у него даже волосы длинные, может за девчонку сойти.

Остальное я не расслышал, но когда они закончили, то вернулись ко мне.

– Мы вот что подумали… – говорит синьора с татуировками. – Дадим тебе надеть масочку, никто и не поймет, мальчик ты или девочка.

– Что это меняет? – не понимаю я.

Синьор с волдырями шумно вздыхает:

– Над тобой хотя бы никто не будет смеяться.

Я раздумываю. Не хочу снимать мою любимую футболку.

– Не хочу снимать мою любимую футболку, – говорю.

– Только на этот вечер, мы ее постираем, и завтра она будет красивая и чистая, – уговаривает синьора с татуировками.

Ладно, так и быть.

– Так и быть.

Маска – это кусок красного картона, в котором синьора с татуировками провертела ножом две дырки. Вышло не особо красиво, но все лучше, чем ничего.

Когда темнеет, мы садимся в синюю раздолбанную машину. На этот раз я сижу позади. Приезжаем на набережную, и – они были правы – там полно народу. Многие в масках, а кто-то в купальниках. Парад начался, проезжают повозки из папье-маше. Громко играет музыка, люди танцуют, пахнет пончиками и рисовыми блинчиками.

Все веселятся, кроме синьора с волдырями от комаров на руках и синьоры с татуировками. Они не смеются и все время оглядываются.

– Пошли отсюда, – орет синьор с волдырями: музыка слишком громкая, и ничего не слышно. Хватает меня за руку и тащит к площадке над морем. Синьора с татуировками идет следом.

Мы останавливаемся у скамейки.

– Видишь там киоск с мороженым? – спрашивает искусанный комарами синьор, указывая на фургончик: над ним навес в зеленую и желтую полоску, а рядом – столики. – Купи себе рожок сливочного. – Он шарит в карманах джинсовых шортов и дает мне тысячу лир.

– А вы не хотите мороженого? – спрашиваю я: папа говорит, что нужно всегда быть вежливым.

– Мы не любим мороженое, – заявляет синьора с татуировками.

По-моему, она ненормальная, эта синьора.

– Мы тебя здесь подождем. – Она подталкивает меня вперед и садится на скамейку.

Я никогда сам не ходил за мороженым. Хотя до киоска всего несколько метров, я себя чувствую взрослым. За тысячу лир мне дадут всего один шарик сливочного, я рассчитывал хотя бы на два. Жара такая, что, пока я жду, когда мне дадут салфетку, рожок размокает и мороженое капает на руку.

Когда я оборачиваюсь к скамейке, там вместо синьора с волдырями и синьоры с татуировками сидят жених и невеста и целуются открытым ртом.

Куда подевались эти двое? Не верится, что они оставили меня одного.

Мама всегда говорит, что, если я потеряюсь в толпе, нужно оставаться на месте и никуда не уходить. По правде говоря, это не я потерялся. Потерялись они. Но я все равно сажусь на краешек скамейки, решив подождать, пока они вернутся и заберут меня.

Люди рядом со мной все время меняются, а этих двоих нет как нет. Никто меня не замечает. Никто ни о чем не спрашивает. Будто я невидимка.

На жаре платье принцессы колется, а картонная маска вся мокрая от пота. Лучше снять по крайней мере ее, не важно, если даже и увидят, что я мальчик в девчачьем платье. Я отхожу, только чтобы попить воды из фонтанчика.

Пока пью, поднимаю голову и вижу синьора, который смотрит прямо на меня.

Он причесан на косой пробор. На нем рубашка в синюю и зеленую клетку, с короткими рукавами. Очки и сандалии. Он одет, как мой папа. Он тоже папа двух дочек, ведет их за руку, купил им серпантин. С ними синьора со светлыми волосами, наверное мама.

Синьор в очках увидел меня, он единственный, кто меня заметил за целый вечер. Но он ничего не говорит, просто смотрит на меня, и все. Кажется, я его не знаю. Может быть, он знает меня. Но потом он уходит прочь вместе со светловолосой синьорой и двумя девчонками.

Время проходит, а я по-прежнему один. Что будет, когда праздник кончится? Куда я пойду ночевать? Мне страшно.

Люди начинают расходиться по домам. Музыка становится тише, с тротуаров перед барами убирают столики. На земле много мусора, мальчишки пинают жестянку. Киоск с мороженым тоже сейчас закроется. Я не знаю, куда мне идти.

Но вот замечаю, что синьор в очках возвращается. Идет прямо ко мне, на этот раз один.

Подходит, берет меня за руку. Озирается, прежде чем идти дальше. Я ни о чем не спрашиваю, просто иду с ним.

Мы проходим по набережной к полупустой парковке. Он достает из кармана маленький пульт, нажимает на кнопку, у машины загораются все четыре поворотника. Он открывает заднюю дверцу, помогает мне залезть. На сиденье до сих пор мотки серпантина, а еще кукла.

Синьор в очках садится за руль, но мотор не включает. Протягивает руку и что-то берет из бардачка. Какой-то листок. Смотрит на него. Мне тоже видно: там мое лицо, не знаю, когда сделали эту фотографию. Я улыбаюсь, двух зубов не хватает, как и сейчас, но волосы подстрижены. Синьор в очках поворачивается ко мне. Снова смотрит в листок, потом снова на меня. Когда убеждается, что это именно я, откладывает листок и включает мотор.

Под моей фотографией – номер телефона.

Мы останавливаемся у телефона-автомата. По черному небу молнии. Синьор в очках выходит, не заглушая мотора, берет с собой листок с моим лицом. Вижу, как он в кабинке нажимает на кнопки, чтобы позвонить.

По-моему, ему никто не ответил: он все время молчит, потом вешает трубку.

Возвращается в машину. Закрывает дверцу, на меня не глядит. Смотрит вперед, положив руки на руль. И не двигается, только дышит. Не знаю, почему он так делает. Так мы сидим довольно долго, мотор по-прежнему работает. Начинается дождь.

Наконец синьор в очках жмет на педаль газа, и мы трогаемся, медленно-медленно. Он включает дворники. Не знаю, куда он меня везет. Может, к себе домой, где синьора со светлыми волосами и красивые дочки. Здорово было бы