– Я не играл в восковых человечков. – Пьетро оправдывался, будто ему до сих пор одиннадцать лет.

Дзанусси презрительно рассмеялся:

– Ну да, ты сидел наверху, перед окном, с ногой в гипсе… Возможно ли, что ты оттуда ничего не видел, ничего не слышал?

Нелепо было обсуждать, кто как себя вел в одиннадцать лет, придавая тогдашним поступкам то же значение и смысл, как если бы они совершались взрослыми. Тем не менее выбор, сделанный в тот проклятый день конца июля, – спрятаться ли от преследования восковых человечков в кустах или в сарайчике для садовых инструментов – имел тяжелые последствия и отразился на будущем.

Так или иначе, Джербер пришел сюда не затем, чтобы копаться в ошибках прошлого.

– Мне нужно кое-что узнать, – сказал он. – После того как Дзено исчез, твои родители отпечатали листовки с его фотографией и номером телефона, да?

– Мы специально установили в доме горячую линию, – подтвердил Дзанусси. – И что с того?

Не обращая внимания на грубость, психолог продолжал:

– Кто отвечал по этому телефону?

– Автоответчик, – пожал плечами Пьетро Дзанусси. – Папа записал текст: пусть любой, у кого есть информация, оставит сообщение.

Джербер представил себе мужчину в очках в кабинке телефона-автомата: его безгласный звонок привел доктора сюда.

– Эти сообщения на автоответчик все еще сохранились?

– Почему ты спрашиваешь?

Вопрос ожидаемый, даже очевидный. Джербер долго размышлял на эту тему, прежде чем переступить порог магазина, но так и не придумал убедительного ответа.

– Я не могу об этом говорить, – бросил он в надежде, что этого довольно. Можно было сослаться на врачебную тайну, но что толку?

Перед лицом такой наглости старый приятель покачал головой:

– Это уже слишком: ты приходишь бередить старые раны, даже не удосужившись изобрести хороший предлог.

– Ты прав, но я не хотел тебе лгать.

– Ты очень любезен, спасибо, – произнес Дзанусси с сарказмом.

– Не хотел подавать ложные надежды, – защищался Джербер. – Если я скажу, что данная информация может помочь одной девочке, этого хватит?

Дзанусси промолчал.

Уверившись, что ему удалось хотя бы поколебать его упрямство, Джербер продолжал:

– Моя маленькая пациентка создала себе воображаемого друга. Чтобы я поверил в его существование, придумала историю о нем на основании того, что вычитала в сети о Дзено… И ей никак не удалось бы связать меня с событиями двадцатипятилетней давности, если бы ты в том интервью не назвал мое имя. – Джербер понимал: это звучит как обвинение. Но упорное сопротивление приятеля не оставило ему выбора.

Пьетро Дзанусси напрягся, но потом изобразил гаденькую улыбочку:

– Я слышал, дела твои плохи, доктор Джербер.

Тот снова не поддался на провокацию и взмолился:

– Пожалуйста, помоги…

– Убирайся, – отчеканил Дзанусси. – Я не хочу ничего с тобой обсуждать.

Джербер боялся, что все так и закончится. Но попытаться стоило.

– Извини, что явился без спросу и вытащил на свет божий эту историю, – сказал он, прощаясь. – Знаю, это ничего не меняет, но я не забыл Дзено.

– В самом деле, это ничего не меняет, – отрезал Дзанусси.

Джербер направился к выходу; мокрые подошвы ботинок «Кларкс» скрипели при каждом шаге. Потом он все-таки остановился у двери. Стоя спиной к прилавку, забормотал:

– …Не кричать, не бить в ладоши, обещаю быть хорошим. Я не буду капризулей, драчунишкой и грязнулей. – Сделал паузу: со своего места у двери он не мог распознать реакцию Пьетро Дзанусси. Поэтому решил продолжать: – Или пляшущий чертенок заберет меня спросонок…

– …затолкает в жерло ада, затанцует до упада, – закончил старший брат Дзено. – Это была наша считалочка.

По какой-то непостижимой причине ее знала и Эва тоже, хотя в ее рассказе под гипнозом стишок продекламировал воображаемый друг. Считалочка, листовка с фотографией и номером телефона – очередные синхроничности с историей малыша Батигола.

– Я храню все с тех времен, – признался Пьетро Дзанусси. – Включая записи с проклятого автоответчика.

22

Хозяин опустил рольставни, и они, войдя в соседний подъезд, вдвоем поднялись в квартирку над магазином.

Едва переступив порог, Джербер огляделся. Одного взгляда хватило, чтобы понять: Пьетро Дзанусси живет один. Нелегко было догадаться, есть ли у него где-то еще жена или дети, жил ли он здесь всегда или обосновался после семейной размолвки. И уж конечно, Джербер не стал бы спрашивать.

Односпальная кровать, аккуратно, без единой складки, застеленная; спартанская кухонька и маленькая ванная без окна. Старое кресло стояло перед телевизором, точно напротив экрана. Компьютер на металлическом столе. Наверху – полка с рядом пронумерованных папок с документами.

Джербер повернул голову и замер.

Перед ним предстала стена, полностью покрытая вырезками из газет, расположенными вокруг карты мыса Арджентарио; к карте были прикреплены флажки, по-видимому обозначающие места, где производились поиски Дзено.

– Хочешь кофе? – спросил приятель.

– Да, спасибо, – проговорил Джербер, глаз не сводя с тщательно выполненной работы.

В углу он заметил пару заляпанных грязью тяжелых ботинок и палку. Только это и нарушало порядок, царивший в доме.

– В расследовании, проводившемся летом девяносто седьмого, было немало изъянов, – крикнул Пьетро Дзанусси из кухоньки. – Начать с того, что полицию вызвали только через три часа после исчезновения Дзено. Не глупо ли, а?

В самом деле, нелепо, подумал Джербер.

– Я хорошо помню: мы, дети, сразу увидели, что Дзено пропал, но взрослые вначале были уверены: он просто не хочет выходить из укрытия, чтобы победить в игре… Через пару часов начали что-то подозревать, но и тогда не сразу набрали этот благословенный номер сто тринадцать. Невероятно.

Джербер до сих пор помнил нереальную сцену того воскресенья: когда их пробудили от послеполуденного сна, взрослые со всей округи бродили повсюду в купальных костюмах и шлепанцах и звали Дзено на разные голоса, без особого пыла. Кто знает, по какой непонятной причине они вели себя так. Были уверены, что все завершится благополучно в самом скором времени. Может быть, потому, что дети уже терялись среди полей или на пляже, но всегда находились. Или потому, что в районе, застроенном виллами, все друг друга знали и ничего плохого никогда не случалось с детьми. Или люди просто были на отдыхе.

– Даже папа с мамой не понимали, что пора поднимать тревогу, – говорил Пьетро Дзанусси, ложечкой насыпая молотый кофе в фильтр кофеварки. – Были какие-то заторможенные. В то время как я недоумевал, почему они так себя ведут, и сам был до смерти перепуган.

В подобных случаях разум либо поддается панике, либо отказывается признавать саму возможность несчастья. Как психолог Джербер часто имел дело с родителями, без всяких причин не желавшими признавать поставленный их детям диагноз.

То, что к помощи сил правопорядка обратились