Шрифт:
Закладка:
Кто-то громко сглотнул комок, и тотчас же, один из повстанцев склонился над пультом, что-то переключая.
Из реакторной раздался протяжный глухой удар, потом шум насосов.
— Охлаждается?
— Да,- кивнул повстанец, и тут же схватился за автомат: — Но вы всё равно наша пленница!
Сакагучи ударом из ножен разрубил его надвое…
Когда отодвинули все столы и шкафы от двери, чтобы в диспетчерскую можно было пройти без крыльев, все повстанцы уже лежали.
— Даже как-то неинтересно стало, — притворно зевнув, пошутила аюта драгонария: — И что теперь с таким количеством мужиков делать?
— Ну, — усмехнулась Азер: — Я бы тебе подсказала, что, не будь ты столь огнеопасной… — один из лежащих поднял руку и хлопнул её по бедру: — Ах, ты, змеиный яд!..
Все засмеялись. Шум насосов стих. Раздался протяжный гул и глухой удар: «Всё. Реактор заглушен. Теперь не взорвётся даже при попадании бомбы» — сказал голос человека. А голос Сильвареша пробубнил: «Надо было их сразу забросать газовыми гранатами. Не попались бы так…» — «Так не было же!» — отвечал ему голос Маваши. «Не додумались взять, — вздыхал спецназовец — а ведь они как раз для таких ситуаций и придуманы…»…
Так закончилась ещё одна битва юной принцессы — ещё одна битва, в которой она не вспоминала имя Тардеша…
Его правая рука
…Азер говорила: «Думаешь, ты изменила всё к лучшему⁈ Брось. Быть рядом с кем-то, и быть у него на побегушках — совсем не одно и то же. Твои чувства к нему ничего ни изменят, ни добавят. Все мужики — даже прозрачные, на первом деле думают о работе, а уж потом обо всём остальном, если в постель нельзя. И нечего ронять слёзы зазря! Ты сама согласилась на эту работу, так работай! — а орать со слезами ты превосходно могла и дома…»
…А Мацуко и сама не понимала толком, чего она хотела. Тардеш БЫЛ РЯДОМ, каждый день, всё время, он говорил с ней, смотрел на неё… но это была всего лишь работа — работа, в которой она, наверное, достигла наивысшего мастерства, ни разу не потерпев неудачи, но ни разу и не вложив всё сердце…
Её теперешние обязанности были весьма расплывчаты — и как новая помощница Тардеша она была обязана разрабатывать и утверждать все специальные операции, и её обязанности представительницы царствующего дома требовали от неё одобрения всех планов, составленных её бывшим штабом, — так что работы не убавилось, а только прибавилось. Бои становились всё сложнее, а толковых офицеров не хватало как на линии фронта, так и в штабе, так и в диверсиях — по-старинке, приходилось делать всё самой. Слава богам, пятнадцати-шестнадцатилетние мальчишки матерели, превращаясь в солдат, с позолоченных дворцовых шаркунов сваливался лоск и просыпался трезвый ум и наследственные таланты, и армия сама по себе становилась сильнее и опытнее, требуя всё меньше вмешательства штабных офицеров в бои. Но младшая дочь императора всё равно по-прежнему не бегала от шанса самой поучаствовать в драке.
Под её командованием теперь находились и демоны и призраки и ракшасы, и бхуты и люди. Колдуньи Златы тоже изредка выражали желание присоединиться к веселью, ещё расширяя список национальностей, да и с агентами из туземцев тоже надо было работать. Весь этот сброд, говорящий на разных языках, готовый на лихие дела и игры с риском для жизни по самым разным причинам, требовал неусыпного внимания деятельной принцессы. А того, что она юная и не очень опытная девушка маленького роста, никто не отменял! Так же, как её женский пол…
Незадолго до вторжения на Диззамаль — как он сам заметил, ровно за 3 часа, 13 минут, в её распоряжение прибыл ещё один необычный подчинённый — специально откомандированный представитель Иностранной Комиссии Сената, перфект Вухай Юйвей, лампоголовый сиддха, которого она прозвала Хиро Юммей, прочитав его иероглифы по-своему. Он был назначен координировать деятельность всех шпионов и тайных агентов (которых ещё надо было заслать), а заодно — заниматься контрразведкой вместо лишенного доступа партийного Прибеша, чем разгрузил несчастную Злату, явно не предназначенную с её характером для такой должности. Но новый помощник тоже фигуральным образом повис на шее у новой аюты драгонария Тардеша — умный, но вечно сомневающийся в своих силах, он вечно бегал к ней за всякой ерундой, хуже Томинары! Тот хоть влюблён был, его было можно понять… Боги, она же не всемогуща, она просто женщина…
…Мацукава на новом посту показал себя в наилучшем свете. Может, в некоторых сражениях, ему не хватало рискованности Третьей Принцессы или осторожности Томинары, но это была как раз та «золотая середина» которая необходима армии. Командование авангардом приучило его обходиться «тем, что есть», и Метеа сама порой восхищалась, как он, буквально горстками солдат, проводил сражения, в которых ей бы для победы потребовалась армия или две. А теперь в распоряжении старого самурая была и её поддержка (за своей обожаемой принцессой солдаты были готовы идти хоть на штурм самого Рая), и стратегический гений Томинары, — пятая компания проходила быстрее и с меньшими потерями, несмотря на ещё сильней возросшее сопротивление.
Пусть шел уже третий год войны, Тардеш оставался всё-таки больше космическим стратегом и тактиком, (причем великолепным), а не наземным, где он очень сильно зависел от Кверкеша и от самой Аюты, которую уже звали так с недавних пор — по званию, с большой буквы. Кверкеш же ей, когда они ближе познакомились, сильно напоминал по характеру Мацукаву, только без его «окопной бравады» — как прозывали призраки моду носить лохмотья, словно побывавшие в битве или под обстрелом. Кверкеш в отличие от скрытного Мацукавы был очень открытый, хороший, но порой, как солдат, чересчур прямой и обидчивый. Последним он напоминал Злату — тоже, оказывается, обидчивую особу — правда это недавно у неё началось, и демонесса пока не поняла — почему… Может… Нет, определённо не из-за Тардеша — и ревность ей была чуждая, и не в таких отношениях она была, чтобы ревновать. Да и сама первая подбивала и подстраивала ситуации, чтобы принцесса случилась наедине с драгонарием, только вот… Эх-эх…
…К Тардешу её пропускали без разговоров, только успевая отдать честь — несомненное преимущество положения аюты. Драгонарий ждал её в малом зале, чем-то напомнившим тот кабинет на атомной станции.
Он стоял спиной к двери, лицом к карте высвеченной на стенном
