Шрифт:
Закладка:
– Расскажи про эту, – попросила я.
– Любопытно. Именно ее выбрала Беатрис Рочестер.
– Это та интересная история? – взглянув на нее, уточнила я.
– Ага. – Сняв вазу с полки, она поставила ее на длинный столик. – Это работа Грейсона Перри, британца, весьма экстравагантного – и гениального, как видишь.
Я наклонилась ближе, рассматривая вазу, которая одновременно притягивала и отталкивала.
– А эти трещины – тоже какая-то техника?
– Нет, это часть истории. Когда все тут посмотрим, приготовлю нам чай в кабинете и расскажу.
Мы перешли к последним оставшимся работам, но мысли мои остались там. Наконец мы перешли в кабинет Эллы, оборудованный в небольшой подсобке. Заварив в иранском самоваре гвоздичный чай, она достала блюдце с тоненькими сахарными печеньями:
– На розовой воде, сама приготовила. Готова поспорить, ты бы никогда не догадалась, что я люблю домашние хлопоты.
– Нет, но почему-то я не удивлена. Обалденно! – Печенье вкусно хрустнуло, и Элла разлила нам чай в квадратные чашечки. – Ну ладно, я уже сгораю от любопытства. Что же случилось с вазой?
– Итак, – упав в свое кресло, начала Элла, – миссис Рочестер, Беатрис, заявилась где-то год назад. Без звонка, без записи, но я узнала ее по видео с камеры и пустила. Она набрала вес, но лицо почти не изменилось, такое же красивое.
Я кивнула, представляя.
– Я начала показывать ей коллекцию, рассказывать о работах, как и всем, но она пошла прямиком к Грейсону Перри. Было так странно – будто ваза позвала ее. В прямом смысле позвала.
Перед мысленным взором мелькнула скала в бухте и разговаривающая с ней Беатрис.
– Ей часто слышались голоса, так что, может, так и было. Голос, звучащий в голове.
– Да, может, и так. В любом случае я вытащила вазу показать ей, и она пришла в восторг. Сказала, что берет ее, вот просто так. Я назвала цену – семьдесят две тысячи и думала, что она начнет торговаться, как все они, даже самые богатые. Особенно богатые, – снова усмехнулась Элла. – Но нет, она просто помахала кредитной карточкой. Конечно, я была на седьмом небе, но когда попробовала провести оплату, она не прошла.
– Превышен лимит?
– Это же карта «Центурион», какие там лимиты. Ее закрыли. «Американ Экспресс» велел разрезать карточку. Я передала Беатрис ответ банка, а она улыбнулась так, что у меня мурашки побежали. Потом она повернулась, направилась к выходу и, проходя мимо стола, взяла и столкнула вазу.
– В смысле специально?
– Не могу сказать точно. Ваза разбилась, но, к счастью, на крупные осколки. А она даже не остановилась, просто выплыла из дверей. Я вышла из себя, позвонила охране и тоже выскочила на улицу. Беатрис как раз остановил охранник, и она начала терять контроль, кричать и вопить.
– И что ты сделала?
– Я не знала, что делать. И тут вдруг подъехала новенькая сияющая «Тесла», и из нее вышел Рочестер. Похоже, был где-то неподалеку.
Сосредоточенно слушая, я кивнула.
– Беатрис взглянула на него, вроде как в панике, а он… он схватил ее за руку, точно наручниками, представляешь? Будто она была его пленницей.
Так Рик Мак-Адамс и сказал. И другие девушки на йоге что-то такое говорили.
– Я объяснила ему, что его жена разбила дорогую вазу, – продолжила Элла, – а он сказал: «Пришлите мне счет». И так посмотрел, что у меня сердце в пятки упало. Беатрис тем временем успокоилась очень быстро, надо сказать. Он посадил ее в машину и увез.
– Ты отправила ему счет?
– Конечно. За полную стоимость, и он сразу же все оплатил. Я несколько раз пыталась связаться с ним, узнать, куда отправить вазу, но ответа так и не получила. Наконец ее отреставрировали, вот тут она и стоит. Но если Рочестер захочет, может забрать ее в любое время. Даже не буду выставлять счет за реставрацию.
– А Беатрис больше не приходила?
– Ни разу. И больше я ни ее, ни его не видела. Но когда узнала, что случилось… мне стало не по себе. Будто я могла как-то этому помешать.
– Скорее всего, нет, – утешающе заметила я.
– Да, скорее всего. – Элла сделала глоток чая. – Но я вовсе не собиралась тебя пугать! Или отпугивать. Хотя, думаю, ты уже знаешь, что это он расправился со своей женой.
– Ты так уверена? – изумленно переспросила я.
– А ты разве нет?
– Отис, мой друг, работает на Рочестера, убежден, что это был суицид. К тому же есть и другие вероятности.
– И какие?
Я помедлила. Мне не хотелось считать его чудовищем. Или даже кем-то вроде того.
– Может, она просто сбежала по какой-либо причине. Или по-прежнему находится где-то в Торн Блаффсе.
Разве не ты говорила, что раньше в особняке была куча потайных проходов?
– Да, по словам Холли.
– Может, они до сих пор сохранились – скрытые переходы или целые комнаты?
– Нет, я видела планы реставрации дома – даже тайной кладовки не найдешь. Его перестроили до кирпичика, и новое здание современное и открытое. Но я поняла, к чему ты ведешь: Рочестер жену не убивал, а до сих пор держит где-то под замком, – фыркнула она. – Я бы не удивилась, будь у него там десяток жен по разным подвалам.
– Нет, – поспешно возразила я. – Наоборот, я имела в виду, что она сама может скрываться где-то. Просто мысль мелькнула.
– Занятная идея, но сомневаюсь. За работами внимательно следили и все контролировали, окажись там какой-нибудь уголок, где можно спрятаться, об этом бы знали. – Элла подлила нам чая. – Хочешь посмотреть чертежи?
– Конечно. А у тебя есть?
– Нет, но у Холли, скорее всего, остались. Позвоню, попрошу прислать тебе скан. Я ей парочку клиентов направила, так что она мне должна.
– Отлично. – Может, чертежи дома помогут ответить на какие-то вопросы, понять, что реально, а что – мое разгулявшееся воображение.
Чертежи пришли мне на электронную почту тем же вечером, из «Архитектурного бюро Холли Р. Букмэн». Я тщательно их изучила, и все оказалось так, как говорила Элла: современное строение, четкие линии, в точности как те комнаты в Торн Блаффсе, которые я видела.
Но я никогда не поднималась на верхний этаж, где располагались спальни Эвана и Беатрис. Ведь после постройки можно что-то изменить, перестроить, стены передвинуть…
Откуда-то снаружи раздался сначала тихий, но все нарастающий гул, вскоре ставший оглушительным ревом: вернувшийся вертолет садился на свою площадку.
Меня охватило волнение. Сколько пройдет времени,