Я рассмеялась и заслужила еще один мрачный взгляд.

– И что там должно быть?

– «Я хочу быть верным утру», Дэвид Герберт Лоуренс. В девятнадцать мне казалось, что это что-то значит.

– Но это в самом деле значит, – возразила я. – Утро всегда приносит свежесть, новизну, кажется, что впереди ждут новые возможности.

– Я предпочитаю ночь, – коротко ответил он.

Да, могла бы догадаться.

Какое-то время мы снова шли молча, пока Рочестер наконец не нарушил тишину:

– У меня к вам вопрос. – Его мрачное настроение будто бы слегка рассеялось. – Про тетю Жабу.

– Про мою тетю Джоан? – уточнила я, взглянув на него.

– Почему вы думаете о ней как о жабе?

– Не уверена… но она иногда появляется в моих снах в виде огромной жабы в розовом платье, с хриплым, похожим на жабий голос. Эти сны – кошмары. Я всегда считала, что она умерла, а потом мама, прямо перед смертью, сказала, что она жива.

– Вы когда-нибудь пытались ее найти?

– Пыталась, по интернету. Но это распространенное имя, Джоан Мейерс. Их там были тысячи, так что дело казалось безнадежным. А может… я и не очень хотела. Из-за кошмаров. – У меня вырвался смешок. – Так глупо бояться снов.

– Да нет. Нельзя быть психически здоровым – и ничего не бояться.

– Тогда чего боитесь вы? – поддразнивающе спросила я.

– Вы серьезно думаете, что я расскажу?

– Да, потому что я только что рассказала вам один из своих страхов.

– Ну ладно. Я боюсь темноты.

– А вот и врете. Вы только что сказали, что предпочитаете ночной образ жизни.

– Тогда можете выбирать, во что верить, – теперь уже он поддразнил меня.

Потом наша беседа потекла непринужденно, перескакивая с одной темы на другую, как маленькие черно-белые бабочки порхали от цветка к цветку у моего коттеджа. Неожиданно для себя я рассказала ему всякие глупости о себе, о баре, где мы познакомились с Отисом, и как он рассказал и показал мне, что и как делать – как готовить коктейли под названием «Адьос, придурок» или «Влажное утро». Как вести себя с владельцем, ветераном войны в Афганистане и жутким пьяницей Дули, который кидал дротики во всех, кто ему не нравился.

– То есть практически во всех, – добавила я, и Эван рассмеялся, отчего его лицо приобрело совершенно новое выражение. К своему беспокойству, я обнаружила, что мне нравится его смешить.

Еще какое-то время мы шли дальше. Туман уже серебрился завесой на листве, тени стали глубже, пурпурнее, и мне начало казаться, что мы с ним остались одни во всем мире, и именно так мне и хотелось, чтобы было. Возможно, ему тоже. Быть может, когда я сделала шаг в сторону, обходя узловатый корень, то шагнула ближе, чем нужно, и моя рука коснулась его.

А потом мы уже оказались у главного дома, где он коротко сказал: «Доброй ночи» – и резко повернулся к своему роскошному особняку, свистнув собакам. А я одна вернулась в деревянный коттедж и в очередной раз подумала: «Что ж, вот и все».

Но, к моему удивлению, следующие недели знаки внимания продолжились: Эван остановил меня, когда я выезжала из гаража на новой машине, спросил заботливо, нормально ли ездит, как тормоза и все ли необходимое есть у меня для занятий с Софией.

Проверял, наверное, решила я, как наши занятия с Софией и все ли его правила исполняются. Но он начал задерживаться чуть дольше, и вопросы становились более личными. Какая музыка мне нравится – «Вы слушаете джаз? А хип-хоп?» – или много ли я путешествовала или была скорее домоседкой. Однажды спросил, не показывал ли мне Отис библиотеку, так как там есть некоторые первые издания, которые, по его мнению, могли меня заинтересовать, и предложил брать все, что захочется.

Ответы он выслушивал с таким интересом и вниманием, что я в такие мгновения чувствовала себя самой обворожительной девушкой из всех, кого он знал.

Я начала с нетерпением ждать этих встреч. Каждый раз, выгуливая Пилота, прислушивалась, не раздадутся ли позади шаги, и с разочарованием возвращалась в коттедж, если их не слышалось.

Но наконец они раздались: я прошла почти половину дороги, когда Эван догнал меня вместе с овчарками и посмотрел c шутливым упреком:

– Могли бы подождать, а не заставлять бежать за вами.

– Если б знала, может, и подождала бы, – ответила я. – Хотя наверняка знаю вот что: вы любите добиваться своего, даже если при этом остальные должны читать ваши мысли.

Он с удовольствием рассмеялся:

– Неужели меня так легко разгадать?

– Нет, – честно призналась я. – Во всяком случае, не мне.

– Но разве я настолько безрассуден?

– Порой да.

– И даром мне это не пройдет? – насмешливо продолжил Рочестер. Его лицо скрывали тени от густых крон деревьев, но голос звучал низко и так интимно, что сердце у меня екнуло.

Мы пошли дальше, но в памяти всплыл неприятный шепот Рика Мак-Адамса: «Манипулирует людьми. Может быть очаровательным, когда это необходимо». Правда ли это? Манипулировал ли он и мной тоже с какой-либо целью?

Острее, чем когда-либо, я ощущала настоятельную потребность найти что-то определенное. Найти Беатрис – или ее останки. Или любое другое исчерпывающее доказательство, способное очистить его имя.

Ну или, наоборот, доказать, что он – хладнокровный убийца, монстр, как, похоже, большинство и считало.

Надо поторопиться, пока я не влезла в то, что уже не смогу контролировать.

Глава двенадцатая

Уже больше трех недель я жила в Торн Блаффсе. Только что вернулась с занятий по йоге, где снова была Элла Махмед. Умная, дерзкая, смешливая, она нравилась мне все больше и больше. Мы договорились о дне, когда я приеду к ней в ее галерею керамики.

Я также познакомилась с другими ученицами, которые называли себя «почти завсегдатаями». Их имена напоминали начало детской считалочки: Конни, Терри, Хани, Пэм. Все были разведенными, кроме Пэм, вдовы. Они носили массивные украшения и специальные легинсы для йоги. Все они считали, что Эван Рочестер дьявольски сексуален. И у всех нашлось по несколько изобличительных историй.

Конни: «Однажды он вытащил Беатрис из ресторана с такой силой, что мог сломать ей руку».

Хани: «Однажды она пыталась сбежать от него, но он поймал ее и с тех пор держал под замком».

Все это они услышали от друзей или друзей друзей – сплетни, которым нельзя верить. Хотя мне и не терпелось услышать ту интересную историю, которую обещала рассказать Элла, – у меня было ощущение,