– Наушники, – кивнула ей я.

София выдернула их и бросила на стол.

– И как долго мы будем заниматься?

– До пяти. Ты знаешь условия.

Раздался поросячий визг: она сменила сигнал сообщения. Взглянув на экран и хихикнув, София начала набирать ответ.

– И телефон отложи, пожалуйста, – попросила я.

– Секунду. – Клац-клац-клац.

Я выхватила телефон:

– София, я серьезно. Никаких мессенджеров, пока не закончим.

Нахмурившись и поджав губы, она посмотрела на меня, и я уже приготовилась к проверке, чья воля сильнее, но тут София вздохнула, всем видом показывая, что она самый притесняемый человек в мире и все ее обижают, и соскользнула по спинке стула вниз.

– Ну хорошо, – кивнула я, – давай начнем с французского.

София выудила из рюкзачка учебник и подтолкнула его ко мне через стол: учебник «Bien dit!», второй уровень.

– Мы остановились там, где закладка.

Я пролистала до странички, заложенной вырванным тетрадным листом.

– Будущее время неправильных глаголов?

– Ага.

Я собралась с мыслями, пытаясь решить, с чего же начать.

– Так, ну ладно, скажи какое-нибудь предложение с использованием глагола être в будущем времени.

Снова раздался поросячий визг, и София тут же посмотрела на телефон. Я выключила звук.

– Предложение? – напомнила я.

Она только скорчила рожицу:

– Jane sera une putain de salope.

Я дошла до точки кипения. Да, она злилась из-за телефона, злилась на маму и на целый мир. Это все понятно, но мириться с этим я точно не стану.

– Форма правильная, – отчетливо произнесла я. – Но «Джейн будет лахудрой» на полное предложение не похоже, тебе не кажется?

Она только дернула плечом.

– Надо закончить. К примеру, можешь сказать: «Джейн будет лахудрой, если будет болтать ерунду обо мне Андрэ».

– Что еще за Андрэ? – закатив глаза, уточнила она.

– Да кто угодно.

– Я не знаю, как сказать «болтать ерунду».

– Не знаешь? Я тоже, – хмыкнула я.

Вопреки воле она хихикнула, и обиженный вид тоже пропал.

– Беатрис здесь много времени проводила, – окинув взглядом комнату, сообщила она.

– Да, Отис рассказывал.

– Был один случай, я вошла, а она смотрела в окно, куда-то далеко, на ту большую скалу вон там. И будто говорила с ней.

Я обернулась к окну: та самая зубчатая скала, напоминающая шпиль затонувшего готического собора.

– И что она говорила?

– Не знаю, это была сплошная мешанина, но она называла ее Мария. Будто скалу в самом деле так звали. Я испугалась до мурашек и просто вышла.

София хотела отвлечь меня от урока и опасно приблизилась к успеху: соблазн расспросить ее был очень велик. Но это было бы неправильно – ни сейчас, ни, возможно, когда-либо.

– Больше никакого английского, – по-французски оборвала беседу я. – Пройдемся по спряжениям.

С трудом мы продрались через формы avoir и être, а потом ко мне пришло вдохновение – устроить блиц, последний раунд, от прошлого времени к будущему.

Больше напоминало игру, так что в ней проснулся соревновательный дух и она включилась в нее, спрягая и другие глаголы, не только неправильные, но и необычные, которые я предлагала: chatouiller – щекотать, dévêtir – раздеваться и другие.

Потом я дала ей задание придумать предложения в будущем времени о мучениях несчастного зануды Андрэ, и она, хихикая (glousser), дурачилась от души.

Пока все шло хорошо, и мы переключились на алгебру. Я скачала несколько простейших задачек, и она прощелкала их как орешки – мне придется все активнее зубрить, чтобы и дальше обгонять ее по темам.

К четырем тридцати София начала вздыхать, морщиться и с тоской поглядывать на дверь. Только стукнуло пять, как она тут же схватила телефон.

– Еще кое-что, – добавила я. – У меня для тебя задание.

– Предполагается, что мы все будем делать во время занятий.

– Кто сказал? Я хочу, чтобы ты написала сочинение на французском, все в будущем времени, на страничку, через неделю.

– О чем?

– О чем захочешь.

– Например?

– Ну… какой будет работа твоей мечты?

– Дизайнер? – прикусив губу, предположила она. – Мы с мамой смотрели «Проект Подиум» вместе.

– Отлично. Напиши страничку о том, как ты станешь известным дизайнером одежды.

Схватив телефон, учебник и рюкзак, София быстро вышла из комнаты.

В свою очередь поднявшись, я потянулась. Да, непростая меня ждет работка. Но странным образом я чувствовала восторг: София пусть немного, но продвинулась вперед, и это давало чувство удовлетворения.

Отис с топотом спустился по лестнице и, осторожно заглянув в дверь, боком пробрался внутрь.

– Ну как все прошло?

– Нормально. На самом деле даже хорошо.

Он выдохнул, жестом показывая, как смахивает пот со лба.

– Да, я так же себя чувствовала, – хмыкнула я. – Хотя она изо всех сил пыталась меня отвлечь рассказами про Беатрис.

– О господи. Какими?

– Она сказала, что Беатрис часто разговаривала с той скалой и называла ее Марией.

– Ничего удивительного. Скала, наверное, еще и отвечала ей. Беатрис же голоса слышала, вдобавок к своему расстройству.

– А разве она не принимала лекарства?

– Принимала, но, видимо, они не всегда работали. Иногда она казалась совсем чокнутой.

– Ты знал, что тут на полу, под ковриком, большое пятно? – застегнув сумку, поинтересовалась я.

– А ты откуда узнала?

– Стол шатался, и я отодвинула его посмотреть, в чем дело. А там какое-то красноватое пятно и религиозный медальон в центре.

– Это Аннунциата, – фыркнул Отис. – Кладет их повсюду, не спрашивай почему.

– А пятно откуда?

– Могло быть что угодно. Когда Беатрис выходила из себя, у нее была склонность кидаться предметами. Как-то я приготовил курицу под острым соусом, и, может, для нее оказалось слишком остро, поэтому она шваркнула всю тарелку об пол. Здесь она часто обедала, так что кто знает, какие еще блюда летали по комнате, – слегка пожал он плечами. – Не хочешь выпить? Наверху для нас осталось полбутылки Pauillac de Latour.

– Звучит прекрасно.

– Ты заслужила. – Он стиснул меня в медвежьих объятиях. Как младший брат, которого у меня никогда не было. Единственная семья, которая у меня осталась.

Позже, после превосходного вина и подробных инструкций Отиса про всех собак, я наконец пообедала купленными в магазине салатами, посмотрела и ответила на все сообщения и уже уселась за компьютер, готовиться к занятию по природоведению с Софией, но сосредоточиться на вулканах никак не удавалось. Мысли продолжали возвращаться к той картине.

Беатрис, бормочущая что-то, обращающаяся к черной зазубренной скале в океане. Изуродованный портрет, спрятанный в разрушающейся башне. Марионеточная голова Рика Мак-Адамса, дергающаяся туда-сюда, шипящая обвинения. «Монстр. Он врет убедительнее, чем многие из нас говорят правду».

Врал ли он сам? Как мне это выяснить?

Снаружи раздался крик, и по