советник не собирался родниться с титулярным. Машеньку отослали на все лето в деревню к родственникам. А Департамент государственной полиции, заимев легендированного «демона», тянул время недолго. Очень скоро Алексей вновь стал растить бороду – ему предстояло сразиться с бандой Лобова. Но это была уже другая история.

Дело о мнимых утопленниках

Апрель 1884 года начался как обычно – с большого количества всплывших после зимы утопленников. Нева и каналы вскрылись – и пошло-поехало… Что ни день, то покойник, а то два или три. Распухшие, обезображенные – и совсем свежие. По большей части это были люди простого звания, но попадались и прилично одетые. Полиция не глядя списывала их на несчастные случаи. Ни один пристав не захочет портить статистику преступлений. В обществе поговаривали, что происходило всякое. Иногда с шеи утопленника снимали веревку или разматывали связанные руки, лишь бы снять подозрение на убийство. Полицейский врач делал торопливое вскрытие и писал по шаблону: смерть наступила от утопления, надо полагать, по пьяному делу. Знаков насилия на теле нет…

Однако на этот раз у Благово лопнуло терпение. В Великий пяток на Выносе плащаницы в Екатерининском храме[80] он подловил градоначальника Грессера, неосторожно зашедшего на службу, и спросил сердито:

– Когда это кончится?

– Что кончится? – напугался генерал-лейтенант.

– Да ваша махинация с утопленниками? – продолжил напирать действительный статский советник.

– С какими такими утопленниками, Павел Афанасьевич? Выражайтесь яснее… тем более в храме…

Вице-директор Департамента полиции бесцеремонно вывел градоначальника за рукав на площадку:

– Ежели вам храм мешает, тогда здесь поговорим. Я имею в виду тех покойников, которых вылавливают во вскрывшихся реках. Уже девять насчитали, а это лишь начало.

– Девять? – нахмурился Грессер. – А я тут при чем? Или не знаете, что их каждую весну из воды таскают, до восьми десятков доходит. А о прошлом годе было сто!

– Петр Аполлонович, я вам давно говорю: часть якобы добросовестных утопленников на самом деле жертвы преступлений. Их убили и скинули в канал, чтобы полиция списала на несчастный случай и не искала злодеев. Вспоминаете?

Генерал отмахнулся:

– Ах, Павел Афанасьевич, опять вы со своими фантазиями! Задумали мне статистику испортить? Не выйдет. Не позволю. Мои приставы опираются на заключения лекарей. Как те напишут, так и будет. Хотите сказать, что все лекари – лгуны?

– Давайте обсудим у министра, – предложил Благово.

– Хоть у государя! – ядовито ответил Грессер, вырвал рукав и вернулся в церковь. А вице-директор в задумчивости направился к себе в кабинет. И обнаружил там Лыкова, сидящего на подоконнике и любующегося Фонтанкой.

– Вот ты где, бездельник. Филонишь? Весна в голову ударила?

Коллежский асессор ухмыльнулся:

– Послезавтра разговение, мяса наедимся. Приглашаю к нам, Варвара самолично пасху месит.

– Спасибо, детки мои, – расчувствовался Павел Афанасьевич. – К которому часу явиться?

– Как из дворца вернемся. Вы опять не пойдете?

– Чего я там не видел? Душно, многолюдно, голова потом болит…

Лыков на правах камер-юнкера имел право явиться в Зимний дворец на торжественное Пасхальное богослужение. Сам он не любил шляться по царским паркетам, но его супруга старалась не пропускать подобные события. И Алексей потакал Вареньке. Холостяку Благово потакать было некому, поэтому он манкировал августейшими приглашениями.

– Садись, хочу обсудить с тобой одну вещь, – приказал вице-директор. Его помощник понял по тону, что разговор предстоит серьезный, и слез с подоконника.

– Слушаю.

Благово вынул из стола сводку происшествий по столице:

– Смотри, вчера опять три трупа всплыли. В Крюковом канале, в Таракановке и у Галерного острова около пристани миноносок. За пять дней апреля девять уже.

– То ли еще будет. В том году сотню насчитали, – повторил фразу градоначальника Алексей.

– И все – жертвы несчастных случаев? – подхватил вице-директор.

– Не все, конечно. Но докторишки напишут, как надо приставам. Им же из одного кошелька наградные на Пасху получать. Петр Аполлонович, когда станет делить, учтет статистику.

– А сыщики?

– И сыщики оттуда же гребут. Путилин от дел отошел, а Виноградов нос по ветру всегда держал, в этих вопросах он дока.

Благово сказал задумчиво:

– Ивану Дмитриевичу на Пасху дадут Анну первой степени. Вот бы и подбить его на ревизию. На радостях.

Путилин отошел от руководства ПСП[81]. Формально он еще числился начальником сыскной, но по состоянию здоровья заниматься службой полноценно не мог уже давно. Иван Дмитриевич вел лишь те дела, которые интересовали высшие сферы. А в остальном он передал вожжи своему помощнику Ивану Александровичу Виноградову.

– Рад за Ивана Дмитриевича, но утопленников он проверять не станет, – возразил Алексей. – Зачем? Чтобы поссориться с Грессером? Да и Его Величеству не понравится, если количество нераскрытых убийств в Петербурге вдруг вырастет в разы.

– Сколько сейчас «мокрых» дел в сыскной дознают? – поинтересовался Благово.

Лыков, курировавший в Департаменте ПСП, ответил:

– Два. В доме сто один по набережной Екатерининского канала нашли кухарку, жену запасного рядового Анну Пехтереву сорока трех лет. Смертельные раны на лбу и на затылке, нанесенные тупым предметом. А на шее затянута шелковая лента. Люди Виноградова подозревают сожителя, отставного пожарного из Москвы. Сейчас его ищут – парень сбежал. Вот-вот должны поймать. Предполагают убийство из ревности.

– Ага, значит, Иван Александрович запишет себе очередное раскрытие!

– Так точно.

– А второе?

Лыков, обладавший отменной памятью, стал пересказывать вчерашний рапорт о происшествиях:

– В том же невезучем Екатерининском канале, против дома номер пятьдесят четыре, между Банковским и Кокушкиным мостами, найдено тело мужчины неизвестного звания. В этот раз списать на несчастный случай не удалось: на левом боку рассеченная рана длиной в четверть аршина, на правой ключице, вдоль грудной клетки, вторая, с переломом ключицы и верхних ребер. Еще две раны на лбу. Били долго и жестоко, доканчивали ножом. Открыто дознание, пока без результата.

– Где тело?

– В покойницкой Казанской части. Хотите поехать посмотреть?

Павел Афанасьевич покачал головой:

– Нет, этот случай меня не интересует. Нужен другой утопленник, мнимый.

Коллежский асессор насупился:

– Поясните, ваше превосходительство, просветите малохольного.

Благово придвинул к себе чай в бисерном подстаканнике – подарок любимой женщины – и начал излагать свою мысль:

– Я давно подозреваю, и не я один такой проницательный, что с «подснежниками» по весне вскрывается множество насильственных преступлений. Всю зиму людей колют-режут, закапывают в снег или бросают в прорубь. И концы в воду. Когда тело обнаружат, оно уже имеет признаки разложения. Нет ни волос, ни наружных покровов. И часто невозможно понять причину смерти. То ли ножом ткнули, то ли собаки погрызли…

– Возражаю! – перебил шефа помощник. – Раны эти слишком различаются, чтобы опытный медик не мог их распознать.

– Зависит от степени разложения, – отмахнулся вице-директор и продолжил: – В воде еще быстрее замести следы. Ну, синяки и ссадины… Бревном побило, или рыбы постарались. Или багром изувечили, когда тело вытаскивали. Так или иначе, у полицейского врача часто имеются основания для уклончивого заключения. И он, конечно, обязательно спрячет криминальную причину, а выпятит несчастный случай. Тут нам не подступиться, вся наружная полиция столицы объединится против нас.

Павел Афанасьевич отхлебнул чаю и вдруг стукнул кулаком по столешнице:

– А я хочу пресечь такую гнусную традицию!

Алексей хмыкнул, но промолчал. Благово взял себя в руки и вновь заговорил спокойно:

– Знаю, против всех не попрешь, глупо. Однако сколько еще будут в Питере безнаказанно гробить людей, а господа приставы – покрывать убийц из своих шкурных соображений? Алексей, мы ведь с тобой сыщики. Тебе не тошно год за годом наблюдать эту дрянь и помалкивать?

– Ну, тошно. Однако изменить «гнусную традицию» нам никто не даст, Павел Афанасьевич. Крепка она, и ей сто лет. Кому нужна правда?

– Обывателям, жителям столицы. Есть разбойничьи шайки, они льют кровь. По молчаливому с ними сговору наружная полиция смотрит в другую сторону. Сыскная молчит. Все шито-крыто, душегубы довольны, Грессер со своими орлами – тоже. Но кровь? Ее куда списать?

– На несчастный случай, – буркнул Алексей, которого речь шефа не впечатлила. Тот заметил это и спросил:

– Думаешь, я глупый романтик, который ищет приключений?

– Да.

– И не станешь мне помогать?

Коллежский асессор повторил свои аргументы:

– Никто не даст, никто. Министр? Испугается скандала. Градоначальник? Тем