Шрифт:
Закладка:
– И просить не надо.
Позже Аминат принимает душ и переодевается в приготовленную Эфе одежду. Алисса идет в душ следующей, но, взглянув на нее со спины, Аминат ее останавливает.
– Алисса, у тебя на шее два ветряных червя.
Личинки эолий чаще встречаются в болотистых районах неподалеку от купола и любят забираться людям под кожу. Это очень больно, а для детей бывает что и смертельно. Но эти личинки спокойно лежат на коже Алиссы – такое Аминат видит впервые.
– Я их не чувствую, – говорит Алисса.
Аминат думает, что, возможно, обозналась, и снимает одного из червей с шеи Алиссы. Тот немедленно изгибается и впивается ей в палец. Боль такая, словно ей вырывают ноготь пассатижами. Алисса помогает ей избавиться от червя и затаптывает обоих.
– Аминат! Посмотри, что показывают, – зовет Эфе.
По всем каналам, на всех новостных сайтах – везде, где только можно, звучит речь Джека Жака.
– …знаю, что вы устали и боитесь, и мысленно я с вами, где бы вы ни были этой ночью. Сегодня некие трусы вздумали испытать на прочность нашу решимость, мою решимость подарить Роузуотеру – каждому его жителю – современность и процветание. Погибло тридцать пять жителей города, среди них – семеро детей. Я был на месте взрыва, но остался невредим. Будьте уверены: мы расследуем это злодеяние и настигнем тех, кто его совершил. Для осмотра места преступления правоохранительные органы вынуждены были временно отключить Нимбус, но меня заверяют, что он заработает уже к завтрашнему утру. Сам я планирую провести этот вечер с хорошей книгой.
– Вот уж вранье. С такой-то красоткой-женой? – фыркает Эфе.
– Ложитесь спать, зная, что вы в безопасности и что я думаю о вас. Ложитесь спать, зная, что я отомщу тем, кто убивает наших детей. Слава Роузуотеру. Слава Федеративной Республике Нигерия.
Когда лицо мэра исчезает с экрана, Аминат задается вопросом, что Жак скрывает на этот раз.
Уснуть получается не сразу, но в конце концов одеяло тьмы все же укутывает ее.
Интерлюдия
2066, Лагос, неизвестное местоположение
Эрик
Я получаю срочное сообщение от Феми Алаагомеджи. Мне приказано собрать вещи и приготовиться к отъезду из Лагоса. Сопровождение прибудет за мной в течение часа.
Никакого объяснения не прилагается, а я собирался пойти на день рождения к другу – надел асо эби[16] из дорогой ткани и все такое прочее. Мне не положено знать, куда меня везут, поэтому пришедшие за мной агенты нахлобучивают мне на голову искажающий шлем. Телефон мой больше не работает, и все, что я вижу на ладони, – это тускло-оранжевый огонек индикатора, вспыхивающий и гаснущий раз в шесть минут. Я сижу с двумя сопровождающими в джипе с тонированными стеклами, одетый в синий кафтан и сраный шлем, бесконечно играющий «Fukushima Romance». Четыре часа и две санитарные остановки спустя меня заводят в какое-то здание. Усаживают на стул, избавляют от шлема. Первое, что я вижу в реальном времени, – задница последнего из сопровождавших меня агентов, покидающего комнату.
Я в стерильном помещении – белые стены, никаких украшений, рециркулированный воздух, звукоизоляция, слабый химический запах дезинфицирующего средства. Дверь герметичная – я не могу даже разглядеть ее контур. Что ж, хотя бы стул, на котором я сижу, мягкий и с подлокотниками. Жалко только, что они мой багаж не захватили, – было бы что почитать.
Время в комнате измерять не по чему, и я не знаю, сколько мне приходится ждать, – кажется, несколько часов. Потом дверь распахивается и входит мужчина.
– Эрик, мне поручили подвергнуть вас нескольким тестам. Заранее извиняюсь. Они утомительны и однообразны, но необходимы. Вы их уже проходили.
– Кто вы?
– Я не могу вам сказать, и это не имеет значения.
– Я арестован? – спрашиваю я.
– Нет. Вы на нас работаете, не забыли?
– Я могу уйти?
– Нет.
Никаких объяснений, только бесконечные тесты. Стандартные медицинские анализы. Психологические тесты. Тесты Ганцфельда – меня помещают в камеру сенсорной депривации, показывают кому-то в соседней комнате картинки и заставляют меня угадывать, что на них нарисовано. Я прав в сорока процентах случаев, что чуть ниже значения вероятности. Но это не показатель моих настоящих умений. Как только мы начинаем дышать одним воздухом, я считываю сто процентов изображений. Мужчина берет в руки игральные карты, и я вытаскиваю их у него из головы. Он садится напротив меня и рисует двести пятьдесят закорючек – а я рисую их приблизительные аналоги. А потом я устаю и отказываюсь продолжать.
Жилище мне выделяют не такое уж плохое. У меня есть спальня, гостиная и туалет; правда, все в них ослепительно-белое, даже каркас кровати. Доступа к Нимбусу нет, но мне достаточно лишь попросить – и выбранное развлечение либо звучит из колонок, если это музыка, либо появляется на плазменном голопроекторе в гостиной. Еду приносят трижды в день, а мелкие закуски – когда я захочу. Раз в два дня меня водят в спортзал для часовых занятий. Персональный тренер заставляет меня выполнять боксерские упражнения и проводит со мной учебные поединки.
Так проходит несколько недель, а месяц спустя меня навещает Феми.
– Прости, я приехала бы раньше, если бы смогла, – говорит она. С тех пор как мы виделись в последний раз, она изменилась несильно. Сегодня телохранителя с ней нет.
– Мэм, что происходит?
– Эрик, большая часть людей с теми же способностями, что у тебя, либо мертвы, либо умирают. Мы закрыли тебя здесь, чтобы понять, сумеем ли сохранить тебе жизнь.
– Кто-то пытается нас убить?
– Кто-то или что-то. Могу сказать только, что существует некая статистическая аномалия, вызывающая у нас тревогу. Мы изолировали тебя от атмосферы, поэтому у тебя не должно быть доступа к общей ксеносфере.
– Значит, мои способности не должны здесь действовать, – говорю я. – Но они действуют.
– Да, как мы поняли по тестам, ксеноформы на твоей коже отрастили наногифы, ищущие контакта со свободно летающими ксеноформами или любыми нервными тканями, до которых способны дотянуться. Вокруг тебя сформировалась локальная ксеносфера, локальная сеть нервных волокон.
– Значит, то, что за мной охотится, не сможет меня здесь достать?
Она колеблется.
– Я не знаю. Не стану тебе лгать, Эрик: я пыталась сохранить жизнь и другим, но это не сработало. А еще я не знаю, сколько времени смогу тебя здесь держать, потому что скоро меня снимают с этого проекта.
– А кто-нибудь… я хочу сказать, вы поймаете того, кто пытается?..
– Слушай, я понимаю, о чем ты спрашиваешь, но такой информации у меня нет. Другие сенситивы в основном умирают от естественных причин.