– Алл, это бесполезно. Сотрясание воздуха. Но сейчас я знаю точно, чего она хочет.

У него такая мрачно-решительная улыбка, что мне искренне жаль его маму. Я почему-то представляю, каким будет мой дракончик в детстве. Вечным шилом и неугомонным нарушителем всех правил и границ. В отца. Даже мысли не приходит, что малыш может унаследовать что-то и от меня. Как-то, глядя на Драконова, хочется поднять лапки кверху, признавая, кто у нас доминант по генам. Во всём остальном я ещё поспорю и не раз.

– Что ты натворил в этот раз? – не могу сказать, что очень хорошо его знаю, но вот это выражение лица слишком характерно для определённых знаковых моментов.

– Почему сразу натворил? – пытается возражать Драконов, но вяло. – Ничего я не натворил. Всего лишь документы из экономического забрал, как и хотел. Надоело тянуть, думать, гадать, прикидывать. Баста. На этом великий экономист закончился. Мне хватило поработать с цифрами да расчётами совсем немного, чтобы понять: понимаю, могу, но не моё. У меня душа не горит, а тоскует и мечтает куда-нибудь удрать, спрятаться, увильнуть.

– А в больнице? – наблюдаю, как он расплывается в улыбке – искренней и широкой.

– Совершенно другое. Ты не поверишь. Конечно, панели мыть и унитазы не предел мечтаний, но атмосфера другая. Мне там нравится.

– Внимание медсестёр, – поддакиваю и киваю.

– Ревнуешь, – улыбается он ещё лучезарнее и подпихивает меня локтём в бок. Довольный как слон. Так и хочется что-нибудь язвительное брякнуть, чтобы улыбочку подправить. Но, боюсь, сейчас мне не удастся ему настроение испортить, да и не хочу я ничего менять. Нам хорошо.

– Констатирую факты, – пытаюсь держать лицо. – Нелёгкая у тебя доля, Драконов – отбиваться от толпы жаждущих прикоснуться к святыне.

– Таки ревнуешь! – хохочет он довольно. Глаза у Арка сияют. Серые и пронзительно чистые.

Пальцы так и тянутся потрогать его ресницы, очертить контур губ, пробежаться по подбородку, задержаться на груди. Прислушаться к дыханию. Приложить ухо, чтобы услышать, как бьётся его сердце. Делать глупости и не бояться выглядеть смешной. Потому что с ним легко. Он весь такой светлый, из него рвутся наружу лучи позитива.

– Ты не поверишь, Оса, но больше всего мне нравится убирать в женских палатах. Там самые прекрасные – дамы в возрасте. Милые старушки. Честно говоря, не все такие, но мне нравится наблюдать, как они разговаривают, рассказывают семейные легенды и басни. Шаровая Молния поначалу говорила, что после моего посещения, у пациенток зашкаливает пульс и давление.

– Ещё бы, – фыркаю я и таки добираюсь ладонью до живота. У Арка темнеют глаза. Он накрывает пятернёй мою руку, тянет её и устраивает повыше – на груди. Наверное, он прав: так безопаснее. Надо бы отдохнуть.

– Это тонус выздоравливающих. Они потом резко идут на поправку, – трётся он носом о мою шею. – Не могу надышаться тобой.

Его откровения выбивают дух. Не дают дышать. В груди – стеснение, в горле – тиски от его откровений.

– М-да? – бормочу невразумительно.

– Точно. Ты пахнешь удивительно.

Самый большой афродизиак валяется сейчас в моей постели. Но лучше я об этом говорить не буду, а то он скоро из меня не то, что верёвки совьёт, а и косичку заплетёт мастерски.

Он щекочет меня ресницами. Намеренно. Улыбается тонко и хитро. Ему нравится впитывать мои вздрагивания, сбитое дыхание, реакцию на его прикосновения.

– Я расскажу тебе стрррашную тайну, – целует Арк меня в плечо, – желательно не смеяться, а если хочется, то делать это деликатно.

– Обещаю, – обвиваю его руками и замираю от блаженства: Арк большой и горячий, так приятно чувствовать его рядом.

– Не секрет, что хорошая жизнь балует. Ну, все эти блага цивилизации: приходящая домработница, повар, изысканная еда, неизвестно откуда берущиеся чистые простыни и одежда.

Это как часть интерьера – к этому привыкаешь и не замечаешь. И этого жутко не хватает в самом начале, когда ты пытаешься начать новую жизнь. Когда приходится выполнять те функции, которые в тебе развиты не были. Стирать, убирать, готовить еду. Это могло бы убить и не такого дракона, как я. И мыслишки подлые в голове рождаются: а может, ну его на фиг?

Ну, жил себе растением, можно жить и дальше. Всё есть: тепло, добро, забота. Три штаны в институте, улыбайся маме, стиснув зубы, выслушивай изредка папу. Прохлаждайся. Всё равно будет тебе и тёплое место, и не обязательно в полную скотину превращаться.

– Тяжко? – спрашиваю с интересом. Его рассказ о жизни без забот – словно кино о другой жизни. Если очень честно, не вызывает сочувствия, хоть и страдалец – мой Драконов, которого я по определению должна жалеть. Я же его люблю, надо бы принимать безусловно все его страдания, а не получается.

– В этот раз – не очень. У меня было три года, чтобы подготовиться и понять: готов ли я вылететь из гнезда во второй раз. И потом… Жалейкина?

–А?.. – ловлю мурашки по коже, что звёздной россыпью во все стороны разлетаются.

– Я так счастлив, что тебя встретил. Мне вообще некогда было стенаниями заниматься. Постоянно голову ломал, то как к тебе подъехать, то как на лопатки уложить.

Вот гад. Как есть гад очаровательный. И мастер двусмысленных фраз.

– Судя по всему, тебе всё удалось. Но запомни: горизонтальная плоскость – это ещё не победа. Так, лёгкая игра в поддавки, чтобы корона у тебя с башки не упала. А то ещё плакать будешь.

– Оса, я тебя обожаю! – он ржёт совершенно не уязвлённый. Мне уже кажется, что нет той силы, которая сможет его разозлить по-настоящему.

– Тактика! Сдавайся! – я делаю коварный бросок и оказываюсь сверху. – Теперь ты на лопатках!

– Полностью согласен, моя госпожа, – взгляд его затягивает в какое-то неизвестное пространство. – Мне нравится ход твоих мыслей, – нетерпеливо двигает он бёдрами, и я снова сдаюсь, целую его жадно.

Без разницы, что будет потом. Сейчас он мой. В то время мне казалось – навсегда. Я что-то такое рисовала себе непонятное. Призрачное. Сумасшедше-прекрасное. Хотелось, чтобы счастье и радость длились вечно. Да что там: я верила в это, как девочки верят в сказки и волшебство, благородных принцев и счастливый конец всех, даже самых печальных историй.

Меня переполняла любовь, и казалось: впереди ждёт только самое лучшее. Потому что по-другому быть не может. Потому что я заслужила счастье после долгих лет неудач и серых будней.