Шрифт:
Закладка:
Наоми, с трудом передвигая ноги, бродит по кладбищу и размышляет о том, как сошлись в ней ассимилированная семья отца и религиозная семья матери. Она вспоминает, как брат ее матери, занимавшийся торговлей, уехал из Кротошина в Германию, а спустя годы Филипп Кротовский постучался в дверь их квартиры в Иерусалиме. Она обрадовалась неожиданному родственнику. Особенно радовалась Лотшин. Филипп воспринимался ею, как наследство покойной матери. Она поддерживала его, пока он не устроил свою жизнь в Меа Шеарим.
Наоми покидает кладбище, вспоминая рассказы Филиппа о семье ее матери, уничтоженной в Катастрофе. Несчастные польские евреи. В еврейских местечках, живущих обособленной жизнью, притуплялось чувство реальности. Мир менялся, а они этого не хотели замечать. Они, подобно слепцам без поводыря, не различили силы, которая готовилась стереть их жизни. Богатая еврейская культура была уничтожена. Евреи Польши и Германии, были зарыты в чужих землях. Их праотцы обладали способностью видеть происходящее со всех сторон и разумно анализировали ситуацию. Немногие из евреев польских местечек вырвались в иной, новый мир, к сионизму, к активному труду, и спаслись.
Богатые евреи их предали. Бедняки вдохнули жизнь в идею возвращения на историческую родину. А ее близкие, дед и отец, дяди и тети – весь тонкий слой еврейской буржуазии, – наивно отрицали свои корни и не признавали идеи «Возвращения в Сион».
Наоми думает о повторяющихся еврейских судьбах. В средние века евреи были изгнаны из Испании. Только двести тысяч из них остались евреями. Изгнанники скитались по миру в поисках пристанища и везде натыкались на закрытые ворота. Вплоть до Французской революции, их, даже принявших христианскую веру, не впускали в европейские государства. Лишь Турция и Голландия дали им право селиться на их землях, что привело к расцвету этих стран. Буквально по каплям просачивались евреи из Испании в Германию. В семнадцатом веке в германских княжествах большое влияние имели финансы. И главы княжеств поддерживали желание евреев селиться у них. Травма изгнания и страх инквизиции впитались в кровь. И они всеми силами старались влиться в народы приютивших их стран. Неужели из-за того, что пережили евреи стран рассеяния, им следует сохранять верность странам, давшим им приют, отказаться от свободы и самобытности?
Она бродит по старым улицам Берлина, и размышляет о том, что евреи отличаются в корне от других народов. В их сознании жизнь и смерть, война и мир, история и судьба человечества воспринимаются и переживаются по-иному, чем в сознании остальных людских сообществ. Мессианские движения, постоянно возникающие в среде еврейского народа, восставали против слепых законов Истории. Даже согбенный в три погибели еврейский народ не сдавался и не подчинялся общим правилам. Где же та страна Израиля, о которой она мечтала? Мечта эта вынашивалась под властью Британии, в период Мандата. Давид Бен Гурион своей политикой нанес ущерб мыслящим людям.
«Израиль Бен Гуриона разочаровал интеллектуалов», – говорил Шалхевет Приер.
Мужественные бойцы Пальмаха, такие как Натива Бен-Йехуда, были выброшены за пределы политического истеблишмента.
Наступила зима, улицы покрылись снегом. Ноги сами несут ее в потаенные уголки детства. Путь в детство, как путь искупления. Она размышляет о том, что человеку свойственно искать шансы, упущенные в течение долгой жизни.
Она вспоминает, как личный врач Гитлера, доктор фон Айкен в 1936 году оперировал ей гланды. Она приехала уже из Палестины для решения семейных дел. Во время Олимпиады в Берлине ненадолго смягчилась атмосфера. Наоми могла получить деньги из специального фонда помощи сиротам, и доктор для этого в несколько раз увеличил счет за операцию. Она купила роскошный букет цветов и направилась в санаторий доктора Айкена. Но ее ждало разочарование. Сестра милосердия, монахиня, сказал ей, что доктор Айкен умер неделю назад.
Ощущение скверны влияет на состояние ее здоровья. Она посещает древнее еврейское кладбище в городе Вурмайзе, сейчас это город Вормс. На холме высится церковь. Звонят церковные колокола. Но безмолвствует еврейское кладбище. Внутренний голос нашептывает: скверна властвует над святостью. Она находит одинаковые надгробия легендарных друзей: раввина Меира фон Ротенбурга и купца Александра бен-Шломо Вимпана. О них ей рассказывал Израиль. И дрожь проходит по ее телу.
Наоми идет в театр. На Курфюнстердам она встречает невысокую сморщенную женщину в меховом капюшоне. «Элизабет!» – окликает ее Наоми. «Ты тоже вернулась в Берлин?», – удивляется Элизабет.
«Нет, Элизабет, никогда я не оставлю Палестину. Это моя страна. Я люблю ее».
Память возвращает ее в модное кафе, где она встретилась со знаменитой актрисой. Как сложилась судьба Элизабет Бергнер? Тогда, в театральном мире говорили, что в Германии нет актрисы, равной ей по таланту и своеобразию. Публика заполняла спектакли с ее участием, среди ее почитателей были даже священники. С большим трудом можно было достать билеты. Газеты не уставали ее нахваливать. Такие писатели, как Томас Манн и Франц Верфель, преклонялись перед ее талантом.
В молодости Элизабет была светловолосой миниатюрной женщиной. Красавица Лотшин обратила на себя ее внимание в ночном клубе. Элизабет с мужем Хельмаром стали часто бывать в доме Френкелей, а Лотшин у нее в театре, хотя актриса обычно никого не пускала на свои репетиции.
С приходом актрисы в их дом наступал праздник. Отец и дед радовались. Гейнц преклонялся перед ней. Бумба сидел у нее на коленях, а ей, девочке, казалось, что Бумба вырастает в объятиях этой маленькой женщины. Она смотрела на актрису, как на нечто сверхчеловеческое. «Элизабет – сплошное лицо», – говорила она.
Гитлер пришел к власти, и Элизабет забыла дорогу в дом Френкелей. Перед бегством в Англию, она сказала, что муж ее Хельмар не хочет подчиниться новой власти. Но она и за границей будет выступать на сцене. Гитлер ее не победит. Прощаясь с Лотшин, она сказала: «Беги из Германии».
Она помнит, как толпа поддерживала рев репродукторов и громкоговорителей: «Элизабет Бергнер – в огонь». Пламя пылает в ночи 10 мая 1933. На запруженной толпой площади нацисты и их приспешники празднуют победу, сжигая культуру. Всю ночь пылал огромный пожар. Вместе с товарищами по еврейскому движению скаутов Наоми стояла и смотрела на огонь, и с каждым выкрикиваемым лозунгом нацистов тяжко вздыхала. Глаза ее были полны слез. Имена Стефана Цвейга, Франца Верфеля, Томаса Манна, Генриха Манна, Зигмунда Фрейда, Эйнштейна, Стейнбека, Цукермана,