которая ее очень заинтересовала. Эта семья отослала двух своих сыновей в Швейцарию с приходом Гитлера к власти, чтобы удалить их от нацистского воспитания. Младший сын стал монахом. А старший вернулся из Швейцарии в Германию после войны и глубоко презирал своих соотечественников.

«Ты хочешь узнать сегодняшнюю Германию? – спросил ее старший сын, – Идем со мной к мясникам, но не говори, что ты из Израиля. Предоставь мне говорить с ними».

Мясники, собравшиеся в одном из залов огромного здания, были уже в изрядном подпитии. Музыканты в воинской форме времен кайзера исполняли музыку, которая, в общем-то, не была нацистской, но вполне соответствовала националистическим идеалам. Например, «Стража на Рейне». Мясники каждый раз заводили песню «Мы хотим возвращения нашего доброго кайзера Вильгельма».

Парень, с которым пришла Наоми, тут же затеял разговор: «Сколько еще времени мы будем терпеть разделение между востоком и западом страны? Когда мы выйдем на войну? Когда вернем территории, грабительски захваченные у нас?»

Тут же вокруг него сгрудились мужчины. Слова, произнесенные на великолепном немецком языке, задели души слушателей. Националистические призывы быстро приняли антисемитский характер.

«Евреи были нашими врагами, и мы поступили с ними, как следует поступать с врагами». Омерзение подступило у нее к горлу. Мясники орали, что Хаим Вейцман подписал договор с англичанами, французами и американцами, чтобы уничтожить немцев.

«В чем нас обвиняют? А что совершили англичане в Индии? Они привязывали немецких детей к стволам орудий и выстреливали ими в воздух».

Со всех сторон кричат о военных преступлениях союзников. И пьяные мясники без конца заводят песни «золотых дней» нацизма. До четырех часов утра парень переходил из зала в зал, собирая вокруг себя разгоряченную публику. И все хвастались заплетающимися языками своими подвигами в дни войны. Каждый из них был по чину не меньше генерала, каждый властвовал над чем-то, командовал кем-то, даже если речь шла об одном или двух людях. Для каждого из них это было великое время, освободиться от влияния которого не было, и нет никакой возможности.

«Ты хочешь узнать, что такое сегодняшняя Германия? Вот она!»

Невыносимо тяжко у нее на душе. Наоми идет по улице, и ужас, охвативший ее в Дахау, сопровождает на каждом шагу. Воспоминания преследуют ее так настойчиво, что порой она боится сойти с ума.

27.12.60

Дорогой мой!

Давно не было от тебя писем. Каждое утро стою у окна в ожидании почтальона. Сегодня пришло письмо от Руфи с твоей фотографией и фотографией Дити. Ты очень похудел. Чувствуешь ли ты себя лучше? Дити сильно выросла. Говорят, когда долго смотришь на фото человека, о котором часто и подолгу думаешь, в ушах начинает звенеть. Тоска способна заставить тонко звенеть колокольчики в ушах и в сердце.

Миновал праздник Рождества, такой, каким я его описала в романе. Снег покрыл весь город. Старики говорят, что праздничное настроение ушло из этого мира, никакой святости. И это правда. В сегодняшнем мире нет святости, ни во что не верят, и старые легенды бессильны привлечь человеческие души. В центре жизни стоит стиральная машина, меховая шуба, и так далее. Мир весьма и весьма печален. Праздник я провела в семье друзей, о которых тебе еще подробно не писала. Он наполовину еврей, который воспитывался христианином, она – христианка. Есть у нее какая-то тайная тяга к иудаизму и государству Израиль. Эти люди много мне помогают и верны мне всем сердцем. Они живут недалеко от меня, и каждый полдень молодая жена приходит и приглашает меня на обед. У меня к тебе просьба, Израиль, напиши им несколько слов благодарности. Напиши на иврите, а я им переведу. Он будет счастлив – получить письмо на иврите, и будет его хранить, как священную вещь. В первый день Рождества я пошла с ними на встречу мясников. У мужа дело с рассылкой мясных продуктов. Встреча с мясниками была весьма полезной для впечатления о сегодняшней Германии. Это были маленькие люди, обогатившиеся после войны. Этот варварский праздник длился до утра. Все, кроме нас, были пьяны в стельку. Как в ивритской пословице: входит вино – выбалтывается тайное. Они орали нацистские песни, как настоящие солдафоны армии Третьего рейха. И, конечно же, не обходились без проклятий в адрес евреев. Я думаю, что от живущих здесь немецких евреев стоит отказаться. Живут они здесь только из материальных соображений, и погружены в свое болото. Я побывала на собрании евреев. Впечатление от речей и самих людей было тяжким.

Все это не прибавляет мне здоровья. Надеюсь выздороветь дома.

Доброй ночи, дорогой мой.

С любовью,

Твоя Наоми

Она соберет остаток своих сил, чтобы рассказать Израилю об унижениях, испытанных ей в последние месяцы. Муж требует от не ответа: состоится ли запланированное ими совместное путешествие в Польшу.

Тем временем, гнойные фурункулы распространяются по всему ее телу, как знаки серьезного предупреждения. Обратиться к врачу? Ни за что! Тот, кто служил нацистскому режиму, не прикоснется к ее телу.

Ей одинаково противны и немецкий врач и даже израильский, покинувший страну. С отвращением она относится, к этим «оправдывающимся беглецам». Один из них дал интервью популярному немецкому журналу «Шпигель». «Возвращенец» удивляется шуму, поднятому вокруг тех, кто покидает Израиль, отправляясь за лучшей долей в Европу. «Израиль такое же государство, как другие». Наоми возмущена. Этот израильтянин не может понять того, что понимают иностранцы. После двух тысяч лет произошло чудо – возвращение еврейского народа на свою исконную землю. И сам этот факт обязывает новое государство стать нравственным примером для других народов.

9.1.61

Берлин

Дорогой мой!

Я долго сдерживалась, но решила, в конце концов, написать правду о моем положении и состоянии моего здоровья здесь. Чувствую угнетенность твоего настроения. Потому не хотела его еще более усугублять. Чума, которой не удавалось все эти годы коснуться моей души, тут дорвалась до моего тела. Напал на меня жесточайший фурункулез. К врачам не обращалась, надеясь вылечиться доморощенными способами. Еврейские врачи здесь, в основном, покинувшие Израиль в корыстных целях. И я твердо решила: умру, к ним не обращусь. К немецким врачам отношение мое болезненное, которое я не могу преодолеть. Пользовалась советами аптекаря и рекомендуемыми им лекарствами. Когда у меня температура подскочила до 40, я по-настоящему испугалась, и бросилась к первому попавшемуся врачу. Он вскрыл фурункулы, и на какое-то время мне стало легче. Но по потом фурункулы появились снова. Все это началось еще в ноябре. Кроме этого, с первых дней в Европе меня преследует простуда, от которой я не могу