Отношения старца и паломников, с одной стороны, характеризуются «одариванием» верующего «святыньками» и поучениями, а с другой – ответным почитанием, сравнимым с почитанием святого человека, которому можно верить безоговорочно, потому что он говорит «не от себя». Одним из проявлений отношения лидера к пастве является словесное одаривание – пророчества и их толкования в процессе ритуала. Другой пример выражения тех же отношений – предметное одаривание – одаривание сакральными объектами (например, пряничными орешками и калачами, которые привозили от Лупкина).

Вместе с тем формы одаривания коррелируют с существующими церковными формами богослужения, во время которого священник произносит проповедь (словесное одаривание) и раздает «святыньки» – святую воду, хлеб, вино и пшеницу во время литии, антидор и теплоту после причастия, артос, просфоры и др. (предметное одаривание). Восприятие «святынь» как носителей «чудесных» свойств нашло отражение даже в богослужебном уставе. Так, в чинопоследовании вечерни сохранено указание «Благословенный хлеб есть помогательный от всяких зол, аще с верою приемлется», по мнению М. Скабаллановича восходящее к более пространной формуле Типикона: «Благословеныя хлебы дарования имут различная, рекше уставляют огневицу (горячку) пиющим с водою, трясовицу (лихорадку) и всяк недуг и всяку болезнь исцелевают; к сим же и мыши от жит отгоняют и ина пакостящая прогоняют».

Культура христоверов, на мой взгляд, не может быть понята без обращения к феноменам, важным для народного религиозного сознания, – почитанию святых мест, сакральных предметов, иконопочитанию и почитанию мощей.

Посмертное почитание лидеров

Одним из первых лидеров, посмертное почитание которого закреплено в источниках, был Прокопий Данилов Лупкин, умерший в 1732 году, т. е. еще до начала действия первой следственной комиссии. В расспросе его сына, иеродьякона Симонова монастыря Серафима (в миру Спиридона Лупкина), задержанного в ходе расследования вместе с его матерью, старицей Ивановского монастыря Анной (в миру Акулиной Ивановой), указано, что Серафим был отпущен «под караулом по прошению его 732 году ноября 10-го для погребения отца его Прокопья Данилова, ноября 17 на девятины, 29-го на получетыредесятницы, декабря 20-го на четыредесятницу».[282]

Таким образом, можно говорить о распространенной в XVIII веке поминальной традиции, ключевыми точками которой были девятый, двадцатый и сороковой дни.

В показаниях Алексея Платонова старшего и Алексея Платонова младшего сказано, что на поминках Лупкина, т. е. в вышеуказанные дни, «было сборище, на котором мужеска и женска полу, также и старцев и стариц многое число, в том числе старцы Иоасаф да Филарет, да Василий Дементьев, Тимофей Артемьев, Ульян Иевлев, да старицы Анна Иванова, Есфирь Ларионова <…>, а первенство имели означенные Иоасаф, да старицы Анна и Есфирь <…>, а разрезанной-де хлеб кусочками раздавал означенный Иоасаф, и они принимая ели и квасом запивали…»[283]

Традиция устраивать собрания не только накануне церковных праздников, но и в дни поминовения умерших родственников, сохранявшаяся в московских общинах, по крайней мере, до середины XIX века, вероятно, берет начало именно с 1732 года. Раздача хлеба в данном случае могла носить характер поминальной трапезы: вдова Лупкина упоминает о том, что нарезанный калач или ситной хлеб «раздавали всем для поминания кого, или за здоровье чье, или для спасения»[284].

Прокопий Лупкин был похоронен в Ивановском монастыре, поскольку по обету он перекрывал там железом крышу Ивановского собора. Вот как рассказывает о могилах Суслова и Лупкина один из священников монастыря отец Алексей: «В Ивановском монастыре московский купец Прокофей Лубкин погребен близ паперти на правой стороне, а в каком году погребен, не упомнит, а значит надпись на камне, а Суслов погребен на той же стороне, где Лубкин, и надпись о Суслове значит в трапезной правой стороне наличными с золотым словами, а могилы их обоих выкладены кирпичем и по погребении их поминовение по них чинили по Лубкине – сын его иеродиакон Серафим, а по Суслове – Ивановского монастыря старица, бывшая разнощица, Александра Иванова, и на гробы их он, священник Алексий, с товарищами для поминовения ходили два года и службы годовые по ним служили, а потом приказом бывшей духовной дикастерии советника поминовения на них чинить и службы годовой исправлять не велено; и с того времени и поныне поминовения и службы по них не исправляется»[285].

В синодальных постановлениях указывалось, что «сам вид захоронений может внести мнение о том, что Суслов и Лупкин снискали какой-то святости»[286], поскольку над их могилами были установлены «палатки», или сени, традиционно воздвигаемые над могилами святых. Эти кирпичные сооружения были уничтожены в целях реализации петровского указа от 12 апреля 1722 года о сносе надгробных строений на кладбищах, но не сразу, а только после письма архиепископа Феофана Прокоповича советнику московской дикастерии (будущей консистории) в 1736 году. В указах Московской конторы Синода сказано: «Над трупом-де того Суслова камень сровнен с землею и около его посажены яблонные и прочие древа, и огорожено решеткою с дверцами для всхода над могилкою садец и сказуют, что-де над ним гробница с немалым украшением была, но как в прошлых годех по указу с могил в монастырях и в приходских церквах гробницы и камни повелено сносить, тогда и с того трупа здание снесено и камень с землею сравнен, а надпись с него отесана и неподалеку от могилы в стене трапезы церковной вделана»[287].

Указом 1739 года предписывалось «трупы лжеучителей и еретиков» Прокопия Лупкина и Ивана Суслова, которые закопаны в Ивановском девичьем монастыре, выкопав через палачей, вывезти в поле и «учинить с ними по указам»[288]. До 1746 года, однако, тела Лупкина и Суслова не были эксгумированы и сожжены.

Иван Суслов, почитаемый позднейшей хлыстовской традицией за ученика основателя христовщины Данилы Филипповича, несколько раз упомянут в расспросных речах: «Семен Мелоскин показал, что Прокофей Лупкин сказывал ему, что был в Москве купецкий человек Иван Суслов и жил-де он близ Донского монастыря и учение у него было изрядное и многие сборища у него бывали…»[289]

Крестьянин Данила на допросе в 1733 году показал: «Тому ныне двадцать летов жил он в Москве близ Донского монастыря в доме Александра да Ивана Л[ь]вовичей Нарышкиных оброчного крестьянина Ивана Иванова сына Суслова (который после по следующему делу в комиссии показан богопротивных сборищ лжеучитель) и тому лет с тринадцать умре [т. е. около 1720 года – К.С.] и погребен в Ивановском монастыре, и торговал от него в масляном ряду, а что оный Суслов был противного согласия лжеучитель, того-де он, Данило, не знал и ни от кого о том не слыхивал и его, Данилу, тот Суслов и никто расколу