рёбрах. Понятно, про себя Александр усмехнулся. Не так давно задержанный мог похвастаться более чем солидным животиком, однако дикая полуголодная жизнь в лесу высосала из него килограммы жира не хуже молочной диеты и зарядки по утрам. Но главное не это.

— Татуировок у тебя нет. Значит, ты не урка. Значит, ты беглый полицай, — небрежно, как бы между прочим, бросил Александр.

Однако задержанный дёрнулся так, будто его стеганули плетью. Первое же предположение угодило точно в цель.

— Ну что же, — Александр хитро глянул на задержанного, — ограбление магазина — это наименьшая из твоих проблем. Если получится, то уже сегодня, а если нет, то всё равно завтра, отвезу тебя в Кондопогу. Там тебя мигом опознают и припомнят всю твою грязную биографию прихвостня оккупантов. За это могут и к стенке поставить. Прошлой ночью ты магазин подрезал? — Александр резко сменил тему.

— Я, — торопливо ответил задержанный.

— В первую очередь тебя интересовали продукты питания длительного хранения. Это так?

— Да, — вновь ответил задержанный.

Ещё просматривая список похищенного, Александр обратил внимание на очень приметную закономерность: более дорогие товары, сбыть которые легче и выгодней всего, остались нетронутыми. Преступник в первую очередь позарился на продукты длительного хранения. А это значит, что нажива не была главной целью ограбления.

— Ты собирался сбежать в Финляндию?

— А как вы догадались? — на лице задержанного отразилось удивление.

— Имя, фамилия, отчество, год рождения? — вместо ответа Александр вновь повторил первый вопрос.

Но задержанный упорно не желает отвечать на, казалось бы, элементарный вопрос. Понятно, не дозрел ещё, придётся зайти с другой стороны. Во время войны Александр много раз наблюдал, как капитан Агапов допрашивал самых разных задержанных. Можно, конечно, заехать кулаком по морде. Если треснуть сапогом под рёбра, то будет ещё эффективней. Но наиболее обильные, правдивые и ценные показания задержанные обычно давали сами, когда понимали, что это им выгодней.

— Послушай, — Александр демонстративно опустил стальное перо обратно на подставку, а сам откинулся на спинку стула, — ты пойман. Когда тебя опознают, вопрос времени. То, что ты беглый полицай и работал на оккупантов, это я уже понял. То, что ты ограбил магазин и хотел удрать в Финляндию, это я тоже выяснил. У тебя теперь только два варианта: высшая мера и не высшая мера.

От таких слов задержанный нервно сглотнул, его кадык судорожно дёрнулся вверх-вниз. Понимает, сволочь, что так оно и есть.

— Игрой в молчанку, — с ленцой в голосе продолжил Александр, — ты выиграешь только высшую меру. А если начнёшь говорить, то у тебя появится шанс не выиграть высшую меру. Если ты прямо сейчас начнёшь активно сотрудничать со следствием, то у тебя появится гораздо больше шансов убедить суд, что ты совершенно искренне раскаялся и готов понести заслуженное наказание. А если в первом же протоколе, — Александр демонстративно поднял чистый лист и потряс им, — будет отмечено, что ты категорически отказался отвечать на вопросы, а так же в нецензурной форме высказал самое грубое оскорбление к участковому, советской власти и к товарищу Сталину лично, то о снисхождении суда можешь сразу забыть.

— Неправда! — пискнул задержанный.

— Это ты расскажешь судье, — Александр усмехнулся. — Сам поймёшь, кому судья поверит больше, или подсказать? Тебе, беглому полицаю и незадачливому грабителю? Или мне, участковому инспектору милиции и бывшему фронтовику? Ах, да, — Александр недовольно сморщил нос, — можешь одеться.

Задержанный неторопливо натянул обратно на грязные плечи засаленную рубашку и драную фуфайку. Александр специально не стал его подгонять.

— И так, — Александр демонстративно окунул в чернильницу стальное перо, — последняя попытка. Имя, фамилия, отчество, год рождения?

На этот раз задержанный раздумал ломаться и ответил сразу:

— Афанасий Степанович Суслов 1909 года рождения.

— Э-э-э… — Александр поднял глаза на задержанного, — ты и есть тот самый Суслик, полицай из Кондопоги?

— Да, — буркнул Суслик, он точно не в восторге от собственного прозвища.

— Ладно, — Александр вновь склонился над протоколом, — продолжай.

— Что продолжать? — ничего не понимая, переспросил Суслик.

— Всё продолжай: где жил до войны, когда бы мобилизован в Красную армию, где воевал, как попал в плен, где служил полицаем.

То, что Суслик из военнопленных — ещё одно предположение, которое оказалось правдой. Александр старательно внёс в протокол показания задержанного. В целом история Суслика более чем типичная.

До войны Суслик жил в деревне Крицы, что находится на востоке Карело-Финской ССР недалеко от границы с Архангельской областью. Когда началась война и объявили мобилизацию, Суслика призвали в Красную армию, хотя он и пытался выбить себе бронь как незаменимый специалист в местом леспромхозе. Но начальник леспромхоза, если верить бывшему полицаю, жутко невзлюбил его и выдать бронь отказался. Очень скоро Суслик оказался в 54-ой стрелковой дивизии 7-ой армии Северного фронта. Тяжёлые бои с наступающими финнами и плен. Суслик заявил, будто был ранен и подобран прямо на поле боя вражескими солдатами. Но явно врал, мутные глаза выдали его. С какого перепоя финским солдатам могло прийти в голову подбирать на поле боя раненных солдат противника? Скорей всего Суслик сам винтовку бросил и руки поднял.

Потом был лагерь для военнопленных в Медвежьегорске. Именно там он и принял предложение стать полицаем или, как тогда говорили, бойцом вспомогательной полиции.

— Да и как было не принят, — Суслик шмыгнул носом, — когда с голодухи брюхо к спине прилипло, а впереди полная безнадёга в виде тяжёлой работы на заготовке леса и неизбежная смерть от истощения.

Так началась служба Суслика рядовым полицаем сперва в самом Медвежьегорске, а после его перевели в Кондопогу, в уездный центр Восточной Карелии, как тогда начали называть Карело-Финскую ССР сами финны.

— Прошу понять меня правильно, — Суслик едва не ноет в прямом смысле этого слова, — ведь тогда всем казалось, что ещё немного, ещё чуть-чуть, и всё, советская власть кончится.

Но советская власть так и не кончилась. Сперва коммунисты с жидами-комиссарами отстояли Москву, потом были Сталинград и Курс. Но для Суслика это было где-то там далеко. В Восточной Карели фронт как встал в конце сорок первого у Беломорско-Балтийского, так и простоял до конца лета сорок четвёртого.

Суслик во всю пытался обелить себя, свалить всю вину на обстоятельства непреодолимой силы, однако грубая и горькая правда всё равно вылезла наружу. В первую и единственную очередь бывший