– Я запрещаю тебе говорить об увиденном за чертой. Тебе не искусить других этим образом будущего. Я накладываю на тебя этот запрет именем Того, Кто создал тебя, и только Он сможет этот запрет снять, если на то будет Его воля.

Гийом расправил плечи и отступил на шаг. В центре его лба появился золотой каббалистический знак шин.

– Я не принимаю твой запрет! И я бросаю вызов тебе, архангел! Полученное мною знание принадлежит не мне и не тебе. Человечество имеет право на то, чтобы подготовиться к этому огненному апокалипсису и пережить его!

Габриэль усмехнулась и как-то по-женски чуть поправила волосы. Ее крылья затрепетали, но она не успела ответить – в разговор вступил архангел Михаэль, до того безмолвно стоящий поодаль.

– Гийом, – его мягкий бархатистый голос прозвучал тихо и вкрадчиво, – я понимаю, что все произошедшее тебя глубоко ранит. Но ты же знаешь, что Вселенная многомерна, и будущее во многом зависит от каждого. То, что это будущее было скрыто от тебя, имело глубокий смысл. Многие знания – многие печали. Тебе не ведомо то, что Господь дарует нам всем в своей великой благости и милосердии. Переход…

– Переход! Да, я знаю про Переход! – Гийом горько усмехнулся. – Я видел эфирный план погибшей Земли! Те, кто достойно пройдут Переход, смогут укрыться в нем от погибели. Но миллионы людей погибнут! По воле того, кого ты называешь благим и милосердным. И ты предлагаешь мне довериться Всевышнему, который уже стирал с лица Земли своих нерадивых детей? Будь проклят Господь, чье милосердие касается только избранных!

Окружающее пространство вспыхнуло ярко красным светом, Михаэль взметнул свои крылья, и в воздухе зазвучали раскаты грома. Глаза архангела стали огромными, он приблизил свое лицо к Гийому, а Люцифер нараспев продекламировал:

– И будет отвержен тот, кто возвел хулу на Господа нашего! И только архангел Кассиэль ему будет защитой, ибо пока человек жив, ему открыт путь к искуплению!

Михаэль замер, замерла и Габриэль. Воздух вокруг загустел и наполнился ароматом мирры, стена рядом с алтарем раскрылась и из нее шагнула темная фигура архангела Кассиэля. Люцифер кивнул ему и растворился в воздухе.

Гийом стоял в центре комнаты и не отводил глаз от лица Михаэля. Он был готов к любому исходу, но Михаэль с раздражением отступил, оставляя отверженного на волю Кассиэля. Тот печально кивнул, поклонился Габриэль, та сложила крылья, сделала шаг назад и прошла сквозь стену, покидая комнату. Кассиэль мягко коснулся плеча Михаэля, и тот тоже сложил крылья. И тут же в руках Михаэля появился огненный меч, и он с размаху перечеркнул им символы архангелов на вертикальной части алтаря Гийома, и только символы Кассиэля уцелели, остались нетронутыми.

Словно луч света, Михаэль взмыл вверх, покинув комнату. И Гийом, сложив ладони, склонил голову перед Кассиэлем.

* * *

– Но послушай, Гийом, мы можем сходить к Христианскому Эгрегору и испросить прощения. Или я сама могу активировать свиток к архангелу Кассиэлю и получить от него благословение на…

– Нет! – голос Гийома был хриплым от гнева. И он снова, уже который раз, не давал ей договорить.

Кайла с мольбой посмотрела на него, и ее молитвенно сложенные ладони эфирно были наполнены зеленой энергией любви и утешения. Помолчав, она зябко поежилась. Вечерело, ветер трепал верхушки деревьев, и заходящее солнце причудливо раскрашивало туманный горизонт. Кайла было подумала попросить у Гийома разрешения послать дворецкого за пледом или горячим чаем, но не решилась.

Гийом не замечал ни вечернего холода, ни мольбы в ее голосе. Он то садился в плетеное кресло, то опять вскакивал и принимался ходить взад-вперед, хмурясь и нервно теребя четки, висящие на левом запястье.

Кайла приехала к нему через три часа после его визита к Люциферу. Воспользовавшись своим особым положением, она, незваная, прошла мимо дворецкого и, войдя в кабинет Гийома, тут же поняла, что случилась беда. Он сидел в темноте, шторы были наглухо закрыты, в комнате пахло дымом от сигарет, на столе стояла недопитая бутылка коньяка и пустой бокал. Кайла переключилась на астральное виденье и отыскала взглядом Союзника. Его образ едва считывался. Астральные Союзники редко вмешиваются в дела тех, с кем заключили контракт, а Дэйв явно нервничал и уже готов был вмешаться, выйдя на связь без призыва. Кайла заметила вокруг него пляшущие знаки заклинания, она легко нашла его источник – запрещающий пентакль, свернутый в трубочку, лежал на краю стола и не давал Дэйву заговорить. Та-а-а-к! Что же здесь произошло?.. Она оглядела физическое пространство кабинета, и тут ее взгляд упал на вертикальную часть алтаря. Зрелище было ужасающее: все символы Лучей и архангелов будто впечатаны в стену, их края были обуглены, словно кто-то бил по ним раскаленной кувалдой. Белые алтарные свечи были покрыты каким-то серым налетом и потеряли форму, а алтарный кристалл был расколот на несколько частей. И все эти разрушения дополняла огромная обугленная дыра в потолке прямо над алтарем, через которую тоскливо пробивался свет верхней комнаты.

Кайла молча подошла к письменному столу Гийома, затушила тлеющую в пепельнице сигарету, плеснула в бокал коньяка и выпила его одним глотком, даже не поморщившись.

– Пойдем! – тихим, но твердым голосом сказал Гийом, взял остатки коньяка и курительные принадлежности и вышел в сад.

Там они и просидели до самого вечера. Рассказ Гийома то и дело прерывался длинными паузами. Кайла слушала, молча кивала, а когда пауза затягивалась, жестом призывала дворецкого, и тот тихо входил и ставил на садовый столик то чашки с кофе, то какую-то снедь. Один раз даже попробовал убрать пепельницу с окурками, но Гийом так на него рявкнул, что дворецкий мигом испарился и наблюдал за ними издалека, всем видом показывая, что не сделает ни шага без прямого приказа.

Несколько раз Кайла начинала говорить, предлагая свою помощь или выражая сочувствие. Но собеседник прерывал ее, резко и безапелляционно. Все, что ей оставалось, это быть рядом, слушать, когда он говорил, молчать, когда он уходил в себя или начинал нервно расхаживать по садовым дорожкам. Да, она держала состояние Потока вокруг себя, молилась, наполняла любовью окружающее пространство. Она помнила это состояние беды и отчаянья, когда утешала ныне покойного мужа после того, как они потеряли самое драгоценное – свое дитя. Но здесь была потеря иного рода: ее мастер, учитель, любимый, ее платоновская половинка, судьба, которую они так и не выбрали реализовать, в эту ночь стал отверженным. Разрушил все