Существо дернулось. Провело рукой с билетом Александра над рассеченной шеей — местом, где должны быть глаза — и вернуло ему бумажку.

Настала очередь моего билета. Оно развернуло его бледными пальцами, провело над шеей и замерло.

Я потерял счет времени, сколько его невидимые глаза всматривались в билет, словно выискивая неточность, неуловимую ошибку в надписях или в расположении дыр.

Само действо выглядело фарсом. Скрытый выполнял когда-то заученные движения, совершенно не понимая их смысла. Как ребенок, что напевает зарубежную песню на неизвестном языке — выкрикивает звуки, которые только напоминают настоящий текст.

Оно протянуло мне билет — я осторожно выщипнул его и прижал к груди. Задняя близняшка двинулась в сторону шторы, утягивая за собой переднюю. Спустя пару минут существо скрылось. Я выдохнул.

— Ну все, — усмехнулся Александр. — Самая сложная часть позади. Смерть тебе не грозит. Зайцев никто не любит.

— Но это не конец, — предположил я.

Закрыл глаза и с трудом открыл — веки слипались. По телу растекалась усталость.

— Конечно, нет, — продолжил Александр. — При работе с Былинами первым делом нужно узнать — какой сюжет они воплощают. Если Былина сложная, то найти два сюжета: текущий и глобальный. История про автобус ЛиАЗ простая. Ее можно отнести к Рассказу. Она воплощает сюжет о дороге из точки «А» в точку «Б». Один из мотивов путешествия: сон в дороге. Если заснешь, проснешься в незнакомом месте. Вижу, Былина уже взялась за тебя. Повезло, что ты исчезаешь. Это намного упростило работу для Скрытого.

— Вы должны… защитить меня, — язык заплетался.

— Все верно. Ты купил мою защиту на время сопровождения. Жаль, что я не здесь.

Он хотел сбежать! Я вцепился в правую руку Александра, и по его коже росчерком молнии появились трещины.

— Нет!

На секунду в Александре, как в зеркале, блеснул салон автобуса, отражение перечеркнули трещины, и мой сопровождающий распался сотнями осколков, оставляя меня наедине со Скрытым.

— Черт!

Осколки осыпались на кресло и на пол. Из горки выглядывали пачка сигарет и блокнот с ручкой.

Я выхватил из рюкзака нож и приготовился отбиваться от близняшек-солдатиков или какого-либо еще чудовища. Но ничего не произошло. Похоже, исчезновение Александра не нарушило хода истории. Хоть одна хорошая, черт возьми, новость.

Веки опускались сами собой. Меня укачивало на волнах усталости. Чем больше я сопротивлялся, тем сильнее меня клонило в дрему.

Я закрыл глаза и не смог открыть. Последнее, что я ощутил: как проваливаюсь в сон.

☉☉☉

Пустота. Пространство без цвета. Ни белое, ни черное, ни серое, никакое. Здесь не существовало ни верха, ни низа, ни голоса, ни мыслей, ни запахов, ни звуков, ничего.

Мои сны трудно назвать «снами». Я не спал в привычном понимании, а скорее ждал пробуждения. Заветного мига, который ворвется в пустоту и вытащит меня из небытия в безразличную явь. И он настал.

Первым ко мне вернулось осязание. Задница онемела от холода. Спина опиралась на что-то твердое и широкое. Мышцы дрожали от спазмов — тело нагревалось самым доступным способом. Я понял, что сижу на земле. Какого черта? Я же ехал в автобусе…

В памяти ожили последние секунды перед падением в дрему. Александр говорил что-то про незнакомые места.

Изнутри мои уши поскреб треск люминесцентных ламп. Я сразу узнал их. Такие висели в больнице, где я лежал с переломом обеих ног. Помню палату, бледно-голубые стены, шесть коек и лампы. Гребанные больничные лампы. Вечером их треск долго не давал мне заснуть, а утром первым встречал после пробуждения.

Приоткрыл веки и поморщился. Белый свет обжег глаза. Я отдернул голову и стукнулся о стену, на которую опирался. Прошипел. Чертова стена.

Раскрыл глаза пошире, прищурился, подождал, пока привыкнут, и снова широко раскрыл. Увидел в двадцати метрах прямоугольную оранжевую колонну с белым номером «136». Опустил взгляд, разглядел на сером полу белую разметку, которая почти стерлась. Линии образовывали человечка на коляске — знак инвалида. По бокам от него виднелись две белые линии потолще. Я на парковке.

Оперся на руки и медленно поднялся вдоль опоры за спиной. Мой взгляд бродил меж парковочных мест, выискивал признаки жизни. Но не нашел ни людей, ни автомобилей, ни даже пустых тележек из супермаркета. В таких местах последние порой встречались чаще машин.

— Черт возьми, где, — прошептал половину вопроса и резко оборвал себя. Понял, что все равно вышел вопрос, поэтому спешно промямлил вторую половину: — то должен быть Александр.

Я осмотрелся внимательнее и приобнял себя. В глаза бросалась неестественность этого места. Словно кукла неловко изображала человека, нечто изображало парковку. Белые номера на колоннах повторялись: за «135» следовал «136», а за ним опять «135». Круглые зеркала, которые помогали водителям избежать столкновения, висели на каждой третьей колонне. Серый пол и потолок выглядели как пластик — свет отражался от них таким же образом. На ум пришло слово «декорация». Да, лучше и не скажешь.

Мои пальцы сильнее впились в локти под толстовкой, плечи задрожали, будто я находился посреди снежной пустыни во время вьюги.

Попятился и стукнулся спиной в колонну. Вжался в нее, так, словно хотел спрятаться внутри. Правая кисть сама двинулась вдоль рукава, пальцы спотыкались о складки одежды, но в итоге достигли плеча и сжали ткань толстовки. Только толстовки. Левая поползла вверх в ту же секунду. Быстрее, проворнее. И снова толстовка и только толстовка. Сердце забилось чаще.

Я стрельнул взглядом влево. Оранжевые колонны, круглые зеркала и белая разметка. У оснований прямоугольных «атлантов» ничего не лежало. Стрельнул вправо. И снова ничего.

«Спокойно, Тео. Главное — спокойствие», — мысленно произнес я. Не будь мое положение таким плачевным, я бы усмехнулся. Будто подобные мысли способны кого-то успокоить.

В рюкзаке лежали мои вещи. То, что делало меня «мной». Избавься от них, и последней ниточкой, что удерживала меня в мире, останется имя. Жестокая шутка этой женщины. Доказательство, что она невзлюбила меня с рождения. Меня и Надю. Теодор и Надежда — герои детской одноименной сказки. Но сестре повезло больше.

Я обежал колонну, у которой проснулся. Под ногами что-то захрустело, я встрепенулся и отпрыгнул