– Ответь на вопрос как мать, а не как психолог.

– Я была бы расстроена, если мои дети были бы несчастны. Многие люди находят себя вдали от семьи, в которой родились.

– А если мы и были несчастны, но ты об этом не знала.

– Не пытайся подловить меня. Если бы вы действительно были несчастны, то первое место, куда бы вы оба рванули, это ко мне. В крайнем случае, справились бы и самостоятельно.

– Ты так уверена в себе.

– Не в себе, а в вас, – поправляет мама.

Закрываю лицо руками и бурчу:

– Ты такая понимающая и положительная, что даже бесит.

– Я знаю.

– Прости, что…

– Ди, – вздыхает мама.

– Дай мне закончить. Это нужно, чтобы закрыть гештальт, – серьезно заявляю я, тихонько ударяя кулаками по столу.

– Он не настоящий, – с легкостью парирует она. – Чувство вины тоже, его внушил тебе Дима. Ты не считаешь себя виноватой, и это нормально. Поэтому и в извинениях нет смысла.

– Кажется, я начинаю вспоминать, почему мы с тобой не разговариваем дольше трех минут.

– Милая, выйди из позиции ребенка, и тогда станет легче.

– А что, если я хочу рядом с тобой оставаться ребенком?

– Пожалуйста, но тогда ты снова рассердишься и обидишься на меня. Это тоже нормально, только вот мы не сможем обсудить ту важную причину, по которой ты на самом деле пришла.

– И как от тебя все пациенты еще не сбежали?

– Сама не знаю, – беспечно пожимает она плечами.

Коротко смеюсь, потому что ее собранный образ никак не вяжется с домашним и расслабленным внешним видом. Мама больше тридцати лет посвятила работе в крупнейшем перинатальном центре нашего города. Сначала как акушер-гинеколог, а последние семнадцать лет как специалист узкого профиля, занимающийся пациентами с диагнозом «бесплодие», который включает в себя и психосоматические его вариации. Благодаря ей на свет появились тысячи здоровых карапузов, и один из них – я. Внезапная вспышка гордости пронзает грудь. Раньше мне казалось, будь мама обычной домохозяйкой или продавцом в магазине, то наша жизнь была бы лучше, и только сейчас ловлю себя на мысли, что это чушь. Именно она сделала нас с братом сильными, независимыми и смелыми. Мама научила нас жить, опираясь только на себя. Подарила свободу и поддержку, о которой многие только мечтают. Она не вытирала нам сопли, не решала задачи по математике и не целовала ушибленные колени, вместо этого она показала, где лежат носовые платки и аптечка, научила считать, думать своей головой и заботиться о себе. Она отпустила наши руки, как только мы сделали первый уверенный шаг, и не пошла следом, чтобы ловить на каждой кочке, но мы с Димой оба знаем, что бы ни случилось, нам есть к кому прийти. Мой сегодняшний порыв – прямое этому доказательство.

– Мне всегда хотелось думать, – тихо говорю я, глядя сквозь нее, – что отец был самым нормальным в нашей семье. Я мечтала быть такой же, как он, и боялась, что буду слишком похожа на тебя. А теперь…

Смущенно замолкаю и поднимаю чашку, чтобы сделать пару глотков уже теплого чая.

– А теперь понимаешь, что он был самым ненормальным, и ты почти точная моя копия, – заканчивает мою мысль мама.

– И это на удивление приятно.

– Ну еще бы.

Опускаю взгляд и стучу ногтями по керамическим стенкам. Беспокойство не отпускает до конца. Будто что-то все еще не озвучено.

– Ди, – ласково произносит мама, – если тебе так важно это услышать, то я скажу, хоть все и так очевидно. Мы с тобой не в ссоре, и я на тебя не сержусь. То, что ты не приехала, когда я получила травму, не делает тебя плохой дочерью. Ты волновалась обо мне, я это знаю, и этого достаточно. Твое присутствие не заставило бы кости срастись быстрее, не облегчило бы боль. Вы с Димой мои дети, но я рожала вас не для помощи, не для стакана воды или бесплатной уборки. Я рожала вас не для себя. Вы мои частички, но не принадлежите мне. Только себе.

Молчу. Не знаю, что сказать, но дышать и правда становится легче.

– Если ты переживаешь, что мы не общаемся, как лучшие подружки, то это тоже нормально, – продолжает мама. – Это тоже не обязательно. Частота звонков или встреч не определяет близость и чувства. Даже честность их не определяет. Только ты можешь это сделать. Ты сама.

– Я люблю тебя, мам, – произношу я, и облегчение обнимает сердце теплым порывом и детской радостью. – Ты очень важна для меня.

– Я знаю это. И, разумеется, тоже люблю тебя.

– Мне бы хотелось слышать это чаще.

– Стоит звонить тебе каждый день?

– Нет!

– Ну вот и договорились.

Тяжело вздыхаю и допиваю чай. Задумчиво смотрю в пустую чашку и вдруг спрашиваю, удивляясь собственному голосу, который звучит чересчур жалостливо:

– Почему я такая?

– Вероятно, из-за отца, – ровным тоном отвечает мама. – Любая форма контроля, а излишняя забота тоже контроль, тебя раздражают, потому что все это исходит не от него. Ты была слишком к нему привязана, а все остальные кажутся тебе неискренними и слишком навязчивыми.

– Мне надо лечиться?

– Боюсь, это уже часть твоей личности. Характер нельзя вылечить. Но, возможно, тебе стоит сходить к психологу.

– Они меня бесят, – произношу поморщившись.

– Немудрено.

– А еще варианты есть?

– Принять себя.

– Это мне нравится.

– Стало легче? – вкрадчиво спрашивает мама и наливает мне еще чаю, наполняя чашку до середины.

Беру заварник из ее рук и доливаю до краев. В этом вся мама. Она может подтолкнуть, намекнуть, направить, но ни за что не станет доводить дело до конца вместо кого-то. Даже если этот кто-то ее ребенок.

– Вообще-то и правда стало.

– Тогда можешь уже рассказать мне, кто он.

Поджимаю губы и запрокидываю голову. Тлеющие ревность и злость разгораются снова, как только я вспоминаю о Марке.

– Лучший друг Димы. Ты же наверняка знаешь, что я остановилась у него.

– У моих внуков могут быть очень смешные уши, – хихикает мама.

– Что? – удивляюсь я.

– Ты ведь о Коле говоришь. У него забавные уши, как будто их без конца кто-то выкручивает.

– Нет! Я не о Коле! И какие еще внуки?!

– От любви обычно дети появляются довольно быстро.

– Так! Стоп! – нервно взмахиваю руками. – Если бы я хотела обсудить все прелести сопливой романтики, то поехала бы к Дарине. Мне нужен серьезный разговор с человеком умнее меня, поэтому будь добра, включи снова психолога со стажем.

– Хорошо, – кивает мама, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Если это не Коля, хотя он