Шрифт:
Закладка:
– Вернитесь… – голос Инесс предательски дрогнул.
– Думаете, ваша жизнь принадлежит вам? – его руки легли на ее шею. – Нет. Она принадлежит мне. Здесь и сейчас.
Инесс задрожала.
– Пожалуйста… – она заставила себя собраться. – Вот поэтому Рива и боится вас!
– Нет, – голос Уиснера был спокоен. – Она боится не меня. Она боится себя. Как и я. Как и каждый из нас.
Он опустил руки и прижался щекой к груди Инесс. Она молчала, боясь пошевелиться.
– Я так устал, – прошептал Уиснер. – Так устал бороться с собой.
Инесс услышала его рыдания. Тихие, почти беззвучные. Страх уступил место волнению. Остановившееся сердце бешено забилось в груди. Голова закружилась. Это была победа. Ее маленькая личная победа.
– Все будет хорошо, – пообещала она, сильнее прижимая голову Уиснера к своей груди.
Он был в ее власти. Принадлежал ей. Она владела его телом и разумом. И эта власть пьянила.
– Все что захочешь, – прошептал Уиснер. – Все что прикажешь.
Инесс кожей чувствовала его слезы. Они пропитали черную блузку, прикоснулись к груди… А потом вошла Рива. Она открыла дверь и остановилась, молча наблюдая за происходящим. Голубые глаза смотрели на Инесс, и в них легко читался неприкрытый вопрос:
– Теперь ты понимаешь?
– Я вам противен? – спрашивает Уиснер.
Музыка все так же вибрирует в легких. Инесс оборачивается и пытается отыскать взглядом мужа. Но его нет. Никогда нет, когда он нужен.
* * *
Вокзал.
– Вот сюда они нас привозят, – говорит Зоя.
Бити оборачивается и смотрит на проводников. Они пожимают плечами.
– Никогда не знали, что на этой планете есть что-то еще, кроме отеля, – говорят они в один голос.
– Мы многого не знаем, пока не увидим, – говорит Солидо. Его светлые волосы облепляют вспотевший лоб. Глаза смотрят на Бити. – Пару дней назад я убил самого себя, – он нервно улыбается. – Пару дней назад я убил всех, кто должен был прийти нам на замену.
– Да кто вы такие, черт возьми?! – Бити затравленно вглядывается в лица окруживших его людей. Закат окрашивает небо в кровавый цвет.
– Ошибки, – говорит Зоя.
История о ребенке, которому не суждено родиться, холодит кровь. Женская грудь Солидо сменяет страх на отвращение. Голограмма вздрагивает, демонстрируя подробности оргии, глазами Стефана.
– Господи! – шепчет Бити. – Надеюсь, Хейзел нет среди них, – он смотрит на проводников, но они молчат. – Да выключи ты это! – кричит Бити на Солидо.
– Почему?
– Потому что это отвратительно!
– А по-моему, нет. – Камеда протягивает руку к рожденным голограммой образам. – Разве они не прекрасны?
– Да что вы такое говорите?! – кричит Бити.
– Мы говорим, что они наши родители, – шепчет Сиола. – Разве можно не любить своих родителей?
Бити молчит. Бити думает о сыне. Сейчас это единственное, что помогает ему сохранить здравый рассудок.
– Мы найдем его, – обещает Зоя. – Если он жив, то обязательно найдем.
– Если он жив? – Бити смотрит на ее живот. Ребенок, который никогда не родится и будет всегда принадлежать матери. – Ты никогда не поймешь, что я чувствую. Никогда не сможешь представить, что значит каждый день отпускать ребенка в этот огромный мир и надеяться с замиранием сердца, что с ним ничего не случится.
– Вот как? – Зоя обиженно прижимает руки к своему животу. Щеки ее заливает румянец. В глазах блестят слезы.
– Поэтому ты потерял своего ребенка, умник? – спрашивает Солидо у Бити.
– Это все из-за этой планеты! – красные пятна расцветают на щетинистой шее отчаявшегося отца. – Из-за планеты и из-за таких, как ты! – он вспоминает историю о Солидо и его двойнике. – Если бы ты не пытался освободить его, то ничего бы этого не случилось!
– Никто не звал тебя сюда!
– Ненавижу!
– Да хватит вам! – кричит Зоя. – Какая теперь разница, кто виноват и почему все так вышло?! Что сделано, то сделано. Теперь остается только попытаться исправить это, – она смотрит на Бити. Смотрит на распустившиеся на его шее красные пятна. – И не нужно ненавидеть друг друга. Все мы по-своему виновны.
* * *
Фибл. Чарутти узнает это имя, листая каталоги местных борделей. Темноволосая жрица любви улыбается ему с глянцевой страницы. «Я близок, – думает Чарутти. – Заговор уже трещит по швам». Тело Мириил лежит в ванной, залитое холодной водой. Остекленевшие глаза смотрят на него с каким-то неподдельным интересом.
– Уважаешь меня? – спрашивает Чарутти. – Знаю, что уважаешь. Потому что я умный. Умнее вас.
Он гладит ее белые волосы. Никогда прежде он не чувствовал себя таким сильным. Секс, алкоголь, наркотики – все это не то. Иллюзия, за которой кроется его сущность, его сила. И почему он раньше не понимал этого?! Он – игрок. Он умнее их всех. Ни одна тайна не укроется от него. Он видит мир насквозь. Весь этот глянцевый, прогнивший мир.
Чарутти одевается и идет в клуб «Искушение». «А Фибл – красавица, – думает он, наблюдая за ней, затерявшись в толпе. – Хотя все они по-своему красавицы. Бесконечные. Безликие в неотразимой сексуальности. Что стоят все те оргии, которые я устраивал, воображая себя богом?! Глупец! Боги не знают, что такое страсть! Богам нет дела до мирских страстей».
Какая-то молоденькая девушка толкает Чарутти в спину.
– Извините, – говорит она, награждая его улыбкой.
Он смотрит ей вслед. Короткая юбка вздымается, подчеркивая отсутствие нижнего белья. Воздух наэлектризован чем-то незримым. Что-то неизбежное. Оно подбирается. Наступает на пятки. Чарутти делает записи, смутно понимая их смысл. А вот и толстяк! Он хлопает в ладоши, подначивая стриптизершу снять остатки ее одежды, которые она не должна снимать ни под каким предлогом. Световые гаммы вспыхивают, будоража сознание. Толстяк оборачивается и внимательно вглядывается в лица толпы. Липкие капли холодного пота скатываются по спине Чарутти. «Они знают! – мелькают в его голове мысли, подобно вспышкам света. – Они знают обо мне. Издеваются надо мной!» Он снова пытается отыскать взглядом Фибл. Черные волосы, высокий рост, чувственные губы…
Чарутти вздрагивает. Прячется за спины танцующих людей. Фибл проходит так близко, что он различает запах ее духов. Они напоминают ему о Мириил. Милая и неподвижная. Она ожидает свою подругу. Она умоляет его, чтобы он не оставлял ее в одиночестве. Но она не хочет поведать то, что он хочет услышать, – свою тайну. Он смотрит в след Фибл. Безумие заполняет сознание. Он чувствует его, но не может сопротивляться. Кажется, что все вокруг подчинено безумию, и он его неотъемлемая часть. Мир сужается до размеров тайны, смысла которой он уже не помнит. Заговор, которого нет, но который от этого не менее масштабный, сосредоточенный на нем одном. Заговор, один из участников которого уже никогда не раскроет свои секреты.
Чарутти смотрит на толстяка. Смотрит на уходящую Фибл. Если бы он только мог разделиться! Отправить одну часть себя за блудницей, а другую к толстяку. Заставить их рассказать обо всем, что они знают. И слушать. Слушать двух разных людей, используя два разных способа убеждения. «О да!» – Чарутти расплывается в довольной улыбке. Уж он-то знает, как надавить на человека! И это будет лучшая мелодия правды, которую он слушал когда-либо в жизни!