Шрифт:
Закладка:
– Милейший! – широко раскинув руки, закричал Саша, проталкиваясь сквозь толпу. – По-моему, на Сахалине мы не договорили. Не желаете ли продолжить? Или боитесь осрамиться на виду у подчиненных?
– Отчего же, – сквозь зубы процедил Сухопарый. – В прошлый раз я был попросту не готов к столкновению с практикуемым вами оригинальным стилем. Но не зря же говорится: «Кто предупрежден – тот вооружен». Сегодня я буду вести себя осмотрительнее. Эй, расступитесь!
Окружающая толпа тотчас раздалась в стороны. «Пропал костюм», – мельком подумал Саша, медленно снимая пиджак и жилетку. Сухопарый тоже стянул полувоенный френч с накладными карманами, оставшись в рубахе и галифе с гетрами.
На этот раз, чтобы потянуть время, Саша вернулся к своей излюбленной манере работать вторым номером. Да и противник, очевидно, осторожничал, помня преподанный в Отомари урок. Так они и кружились, друг вокруг друга, скорее обозначая выпады, чем реально атакуя. В принципе подобный танец устраивал Сашу, поскольку он был моложе и, естественно, уставал меньше. Однако у Сухопарого имелось серьезное преимущество в виде более длинных рук. Пару раз он чуть было не подловил Сашу, и тому стоило немало усилий, чтобы уйти от, несомненно, гибельных захватов. Главное – внимание толпы переключилось на них. А больше ничего и не требовалось!
Окончанию поединка помешал топот каблуков и свистки спешившего наряда японских жандармов. Толпа русских фашистов тотчас бросилась врассыпную. Сухопарый на мгновение отвлекся, и Саша не отказал себе в удовольствии коротким хуком вновь отправить его в нокаут. Все-таки пенчак-силат многое почерпнул от китайского бокса!
После происшествия в Харбине японцы постарались взять советскую делегацию под усиленную охрану. Больше никаких эксцессов не последовало. Границу пересекли благополучно.
Глава 19
Второй раз Саша отправился в оккупированную японцами часть Китая в феврале нового 1944 года. На сей раз ему предстояло доставить очередные директивы писателю Всеволоду Иванову, исполнявшему обязанности политического комментатора на радиостанции «Голос Советского Союза» в Шанхае. Ну и по совместительству негласно сотрудничавшему с нашей разведкой.
– Неужели тому самому, который «Бронепоезд 14–69» написал?!
– А ты молодец! – похвалил ученика Лев Лукич. – Отечественную литературу хорошо знаешь!
– Так в школе проходили.
– Тогда понятно. Нет. Иванов – другой. Однофамилец. Но тоже писатель. В годы Гражданской войны активно сотрудничал с белогвардейской прессой, занимался антисоветской пропагандой. То же поначалу постарался делать и на чужбине. Но обстановка немного изменилась. В Харбине, куда отступили разбитые приспешники Колчака, Семенова и иже с ними, зарабатывать на жизнь журналистикой или, тем паче – писательством, стало практически нереально. (Если не примкнуть к определенным политическим кругам, разумеется.) В чести теперь были иные профессии. Типа таксистов, охранников, телохранителей и так далее. Прибавь ко всему этому ещё и практически неизбежную переоценку ценностей, которая охватывает любого человека, оказавшегося надолго оторванным от Родины. Так и наш Иванов. Помыкался в Китае по разным шарашкиным конторам, хлебнул серых эмигрантских будней, да и затосковал. А наша пропаганда тоже не дремала. День ото дня показывала всему миру, какой Советский Союз стал могучей индустриальной державой. Да не просто так, а наглядными примерами. Один Комсомольск-на-Амуре чего стоит!
Подумал Всеволод Никанорович, подумал, да и направил свои покаянные стопы в советское диппредставительство. Там блудного сына встретили, конечно, не с распростертыми объятиями, но достаточно радушно. Выдали советский паспорт, устроили на работу сначала в газету «Шанхай геральд», а затем и на радиостанцию «Голос Советского Союза». И Иванов принялся работать. Сочинял остросоциальные и политические фельетоны, готовил агитационные доклады. Ну и наши поручения выполнял негласно.
Да и не он один. Другая писательница, проживающая в Шанхае, – Наталья Ильина – тоже развила бурную просоветскую агитацию. За едкие, ироничные статьи, обличающие самые темные стороны жизни русской эмиграции, её за глаза давно прозвали «агентом МГБ». И не только в шутку. Хотя, с другой стороны, а чему там восхищаться? Тому, что девушки из хороших семей, воспитанные в патриархальном укладе, не могут найти приличной работы и вынуждены ради пропитания идти в клубные танцовщицы? Вот об этом и пишет с гневом Ильина. Ладно. О тяжелой судьбине русской эмиграции я тебя и так достаточно просветил. Остальное увидишь на месте.
Советское представительство в Шанхае располагалось на набережной, неподалеку от района порта. Повсюду, на поверхности воды, сновали на своих утлых лодчонках пресловутые «шампунщики» – китайцы-старьевщики, подбиравшие всякий хлам, выброшенный с кораблей за ненадобностью. Не брезговали они и воровством. Так что ночным вахтенным приходилось держать ухо востро. Иначе мигом заберутся по якорному канату и стащат любую, попавшуюся под руку вещь!
Что же касается русской эмиграции, то до начала Второй мировой войны Шанхай был подлинным её оазисом. Согласно официальным сведениям в городе проживало около шестнадцати тысяч подданных бывшей империи Романовых. А по неофициальным, и того больше – до пятидесяти тысяч. Тем не менее, собственно, советская диаспора в Шанхае была невелика. Об этом Сашу сразу предупредил сотрудник представительства Волгин:
– Будьте осторожны. Всякое может случиться. Не исключены различные провокации.
Саша только кивнул в знак согласия. Подобные инструктажи он уже проходил ранее. И в Харбине, и в Мукдене.
Сам Всеволод Никанорович Иванов оказался крупным представительным мужчиной, под два метра ростом. Недаром в приватном кругу его выразительно называли «Гора». Указания из столицы писатель принял к сведению молча. Видимо, они давно не были для него новинкой. А вот об обстановке в Шанхае и, если смотреть шире – во всем Китае, Иванов, напротив, мог говорить долго и обстоятельно.
– Положение у нас, тут, сложное. Вся русская эмиграция давно расколота на несколько, зачастую, прямо противостоящих друг другу группировок. После захвата Шанхая японцами многие пошли на прямое сотрудничество с ними, видя в оккупантах единственную надежду победить большевизм в России. В случае возможной войны, разумеется. Поначалу японцы всемерно поддерживали эти настроения. В 1938 году, созданный незадолго до этого Российский сектор мирового антикоммунистического фронта, возглавляемый есаулом Пастуховым, был преобразован в Центральный антикоммунистический комитет (ЦАК). Широко привлекались русские