— Это что же такое? Вроде Совета десяти Великой святой инквизиции? — насмешливо спросил молодой граф.

Но помимо воли смертельная бледность покрыла его лицо.

— Вы можете богохульствовать. Перед смертью у вас еще хватит времени раскаяться в ваших страшных грехах.

— Перед... смертью9 — вздрогнул Ржевусский. — Вы шутите, святой отец?

— Увы, бедный безумец, мои уста еще никогда не произносили шуток. Мы обсудили ваше преступление. Оно ужасно. Вы изрекли ужасную хулу на церковь Нашим совместным решением вы приговариваетесь к смертной казни через поцелуй бронзовой Девы. Вы обручитесь с ней на вечную жизнь.

— Что?! — воскликнул молодой человек и пошатнулся.

Глава 5

ГЕРОИЧЕСКОЕ СРЕДСТВО

Письмо к настоятелю

Я провел первую ночь в Варшаве отвратительно. Вы поймете причину этого, если я вам скажу, что Путилин, уехав вечером к графу Ржевусскому, вернулся только... в шесть часов утра!

При виде его вздох радости вырвался у меня из груди.

Путилин подробно ознакомил меня со своим визитом к старому магнату.

— Скажу тебе, доктор, откровенно, что случившееся явилось для меня полной неожиданностью. У меня ведь было нешуточное подозрение на участие в деле исчезновения молодого графа самого отца.

Лицо Путилина было угрюмо и сосредоточенно.

— И если я прежде не тревожился за жизнь молодого человека, то теперь уверен, что жизнь его висит на волоске. Это дело куда серьезнее, чем дело об исчезновении сына Бахрушинского, с «белыми голубями и сизыми горлицами».

— Как, опаснее даже этого?

— Безусловно. Там, несмотря на весь ужас, который мог произойти с молодым человеком, он все-таки остался бы жив. А тут смерть, и, наверное, лютая, мучительная.

— Прости, Иван Дмитриевич, но я тебя не вполне понимаю. Ты говоришь об опасности, угрожающей молодому человеку, с такой уверенностью, точно знаешь, где он находится.

— Да, я это знаю.

— Как?! Ты это знаешь?

— Еще раз повторяю, знаю. Знаю так же, как знал на второй день розысков, где находился молодой Бахрушинский.

— Так, ради Бога, в чем же дело?

— В том, чтобы найти способ проникнуть туда, где он находится.

— Разве это так трудно?

— Поразительно трудно. Не забывай, что не всегда приходится иметь дело с наивными сектантами-изуверами из простолюдинов или же из мещан-купцов российской закваски. Случается нарываться на дьяволов в шелковых одеяниях.

Я, каюсь, хлопал глазами.

— Всю эту ночь я выслеживал их.

— Кого? Этих дьяволов?

— Да. Я заметил среди них необычайное волнение, кажется, приготовляются к кровавому каннибальскому пиру. В своих поисках я чуть не утонул в этой проклятой Висле... Однако я еле стою на ногах. Я сосну часа два, а затем мне придется прибегнуть к героическому средству.

— Ты думаешь обратиться за содействием к властям?

Мой друг усмехнулся и отрицательно покачал головой.

— Нет, доктор, это было бы самое нежелательное. К этому прибегнешь ты, если... Если со мной случится несчастье.

* * *

— Ну, что? — взволнованно спросил граф Сигизмунд Ржевусский Путилина, приехавшего к нему с условленным паролем. — Но, Боже мой, что с вами, ваше превосходительство? Вас не узнать... Вы ли это?

Перед магнатом стоял человек с круглым одутловатым лицом без бакенбард.

— Мои бакенбарды до времени спрятаны, граф... — усмехнулся Путилин. — Дело, однако, не в них, а в вашем сыне.

— Вы узнали что-нибудь?

— Да, кое-что, и очень невеселое. Ваш сын в смертельной опасности.

Граф побледнел.

— Но где он, что с ним?

— В точности я не могу вам этого сказать, да и некогда. Сейчас вы должны предпринять нечто.

— Я?

— Да Садитесь и пишите письмо.

— Кому? — прошептал совсем сбитый с толку надменный магнат.

— Вы это сейчас узнаете. Прошу писать, ваше сиятельство, следующее. «Любезный padre Бенедикт! Чувствуя себя очень скверно, прошу вас немедленно посетить меня. Граф С. Ржевусский».

— Видит Бог, я ничего не понимаю! Зачем мне приглашать настоятеля N-ского костела?

— Вы желаете спасти вашего сына? — резко проговорил Путилин, пристально глядя графу в глаза.

— О! — только и вырвалось у магната.

— В таком случае я вас попрошу беспрекословно следовать моим распоряжениям.

— Но что я буду с ним делать?

— Вы, разыгрывая из себя больного, настойчиво попросите его остаться в замке и провести с вами всю эту ночь... Во всяком случае, до того времени, когда я приду к вам.

— А если он не согласится, ссылаясь на важные дела?

— Тогда вы употребите насилие над святым отцом, то есть попросту не выпустите его из замка, хотя бы для этого потребовалось вмешательство вашей челяди.

— Помилуйте, господин Путилин, вы требуете невозможного! — воскликнул испуганно граф. — Ведь это скандал, преступление, разбой. Какое я имею право производить насилие над человеком, да к тому же еще духовным лицом?

— В случае чего я ответственность приму на себя. Впрочем, если вам неугодно, мне остается покинуть вас.

— Хорошо! — с отчаянием махнул рукой старый граф.

Через час перед его замком остановилась карета, из которой вышел католический священник. Прошло минут сорок, и он вышел из замка обратно.

Очевидно, старый магнат не исполнил приказания Путилина.

Глава 6

НОЧНАЯ ПРОЦЕССИЯ

Два багровых факела и несколько зажженных свечей в церковных канделябрах тускло освещали странную процессию, двигавшуюся по мрачным длинным коридорам. Тут царил такой зловещий густой мрак, что этого света хватало только на то, чтобы не споткнуться, не удариться о стены коридора.

Вслед за двумя фигурами в черных рясах шел высокий, худощавый человек, за ним попарно — шесть лиц.

— Не думал я, что мне придется совершать это печальное путешествие, — раздался под мрачными сводами резкий, властный голос:

— Что делать... Так хочет Бог.

— Осужденный предупрежден, что казнь произойдет сегодняшней ночью?

— Пока еще нет. Ради сострадания к юному безумцу-святотатцу час искупления греха не торопились сообщать ему заранее.

И опять жуткое безмолвие, молчаливое шествие таинственной процессии.

Но вот пол коридора стал как бы покатым, словно он спускался вниз.

— Осторожнее, здесь так скользко, — послышались голоса.

Воздух сразу изменился, повеяло невероятной сыростью, точно от болота. Пол стал влажным, откуда-то сверху падали крупные капли холодной воды.

Свет факелов и свечей колыхался вздрагивающими языками, словно под порывами воздуха. Лязгнули замок и засов железной двери, пахнуло еще более отвратительной сыростью,