— Злодея? Какого злодея? — обомлела Маша.

— Барина твоего. Ведь это он зарезал ту женщину, а вовсе не швейцар Осип.

— Барин убил?!

— Да-да... Ну, а теперь слушай. Я тебе дам награду, но сейчас ты должна молчать и не выходить из комнаты. Я пойду туда и буду следить.

Кабинет тонул в полумраке, освещенный лишь лампой, прикрытой зеленым абажуром. Инженер крупными шагами ходил по кабинету.

— Вы помните ту ночь, когда я застал вас с любовником?

— Пощадите... Неужели вы не имеете ни капли милосердия?

— Ха-ха-ха! А вы меня тогда щадили? Ну-с, не помните? Негодяй успел удрать, а вас... я не тронул и пальцем. Я дал себе страшную клятву мстить всем женщинам, изменяющим мужьям! Мстить страшно, так, чтобы они ревели и стонали от боли, корчились в нечеловеческих муках! — Что-то животно-бешеное, сладострастно-кровожадное зазвучало вдруг в голосе инженера. Он сделался страшен. — И я сдержал свое обещание. Я стал подлоупорно ухаживать за чужими женами с единственной целью — добившись их падения, тут же кончать с ними, вспарывая им живот. Я решил наслаждаться, упиваться их стонами. И я... — он подошел к молодой женщине, — я уже отправил одну тварь на тот свет. Я отомстил ей за мужа, подло ею одураченного.

— Так это страшное убийство женщины... вспоротый живот... дело твоих рук?

Безумный хохот прокатился по кабинету.

Охваченная паническим страхом, женщина заметалась по комнате.

— Ты не уйдешь отсюда! Мстя за свой позор другим женщинам, я было совсем забыл о тебе. Но ты, незваная, сама явилась ко мне. Прошлое воскресло! Это перст судьбы! Ты должна кровью искупить свой проклятый грех!

Инженер выхватил большую бритву и бросился вперед. Женщина упала, сбитая сильным ударом ноги.

— Спа... спасите!

— Не кричи, проклятая! Вот так! Я раздену тебя догола и по всем правилам хирургии произведу операцию!

Путилин вышел из засады с револьвером в руке и тихо подошел к маньяку-убийце.

— Инженер Хрисанфов, вы арестованы.

С диким, испуганным криком Хрисанфов в бешенстве рванулся к Путилину. В ту же секунду агентша вскочила с ковра.

— Эх вы, бедняга. Я передал вам письмо на лестнице. А это — моя агентша.

— Дьявол! — загремел маньяк, бросаясь на Путилина с бритвой.

Через несколько секунд он был скручен прибежавшим на помощь швейцаром X., Путилиным и мной.

* * *

Прошло около часа, и в кабинете несчастного убийцы находился уже полный состав судебно-следственных властей. Все поздравляли Путилина. Инженер, как ни странно, совершенно успокоился.

— Вы распорядились об освобождении Лаврентьева, Вадим Петрович? — обратился Путилин к прокурору.

— Да, дорогой Иван Дмитриевич. Как вам удалось напасть на верный след?

— Я с самого начала был убежден, что швейцар не повинен в убийстве, так простые люди не убивают, руку он мог порезать, а кольцо могли подбросить или потерять.

Осматривая комнату убитой, я нашел маскарадную маску. Узнав, кто живет на этой лестнице, я остановил свое внимание на инженере. Заведя интрижку с горничной, мне удалось проникнуть в его квартиру, где я нашел письма жены и ее портрет, на обороте которого была надпись: «Каждый раз, когда я буду мстить, я буду глядеть на твое проклятое лицо».

Тогда мне все стало ясно, но у меня не было прямых, бесспорных улик. А вам известно, господа, что я люблю ясные, неопровержимые факты. Моя милая барынька чудесно сыграла роль жены, остальное вам известно.

Путилин подошел к Хрисанфову, который стоял, закрыв лицо руками.

— Мне искренне жаль вас, господин Хрисанфов. Вы, очевидно, страдаете нервным расстройством. Я постараюсь облегчить вашу участь своими показаниями. Я надеюсь, господа, что и вы поможете? — обратился он к следователю и товарищу прокурора.

— О, безусловно! — воскликнули они.

Действительно, суд, приняв все во внимание, отнесся милосердно к несчастному полубезумцу. Вместо каторги он попал на излечение.

ПОЦЕЛУЙ БРОНЗОВОЙ ДЕВЫ

Глава 1

БУРНАЯ ИСПОВЕДЬ

— Скромный служитель алтаря приветствует вас, сын мой. Исповедь — великое дело... — ласково проговорил тучный ксендз N-ского варшавского костела, когда перед ним за исповедальными ширмами предстал высокий стройный молодой красавец, граф Болеслав Ржевусский, сын местного магната. — Облегчите свою душу чистосердечным покаянием.

— Я прихожу к вам, отец мой, в последний раз, — несколько неуверенно начал молодой граф.

— Почему в последний раз?

— Потому что я люблю и скоро собираюсь жениться.

— Но разве женатые не исповедуются, сын мой? — удивленно вырвалось у служителя католической церкви.

— Вы не дали мне докончить. Я люблю русскую, я собираюсь жениться на православной.

Лицо ксендза как-то сразу потемнело и сделалось угрюмо-суровым.

— Что ж... — усмехнулся он. — Таких случаев, к прискорбию, немало... Это дело вкуса и известного влечения. Но, конечно, вы сами будете пребывать в лоне святой католической церкви?

Молодой граф отрицательно покачал головой.

— Нет, — твердо произнес он.

— Как?! Вы... — ксендз-исповедник даже отшатнулся от молодого человека.

— Я перехожу в православие. Родители моей невесты ставят непременным условием нашего брака мой переход из католичества в православие.

— И вы?.. — сурово, гневно спросил верный слуга ордена Игнатия Лойолы.

— И я принял это условие.

Хриплые звуки вырвались из груди духовника-иезуита:

— Я... я не верю своим ушам... Я не хочу, не могу этому верить, вы шутите...

— На исповеди не шутят, отец мой, — серьезно ответил молодой граф.

— Вы, вы, единственный отпрыск высокочтимого рода Ржевусских, самых пламенных и верующих католиков, переходите в иную, чужую веру?

— Чужая вера? Что это за странное определение, отец мой? Разве Бог не один и тот же? Разве есть специально православный Христос и специально католический Христос?

— Не смешивайте Господа с церковью! — гневно прошептал исповедник.

— Я вот именно и не смешиваю, это делаете вы, разделившие Христа на разные алтари разных церквей, — в тон ему ответил взволнованно граф.

— Берегитесь! Вы богохульствуете!

Глаза фанатика-ксендза загорелись огнем бешенства.

— Я? Вы ошибаетесь. Если бы я переходил в магометанство, в иудейство, я мог бы понять взрыв вашего негодования, вашей духовной скорби. Но я перехожу в ту веру, которая высоко чтит Бога Христа. Что же это вас так устрашает, отец мой?

— Вы переходите в веру тех, которые являются врагами нашего народа, ваших отцов, матерей, сестер и братьев.

—