В первый раз она вышла замуж в восемнадцать лет, влюбившись в Димку – сорокалетнего доцента на кафедре в институте геодезии и картографии, куда Вера собиралась поступать. Кстати, отдельная тема, почему выбор пал именно на этот институт и откуда она вообще узнала о его существовании, учитывая, что еще в младших классах хотела стать художником, училась в Школе искусств; ее хвалили, ставили в пример. Верины работы получали первые места на всех конкурсах. В девятом классе на одном из таких конкурсов она познакомилась со своим первым парнем. Он покорил юную Веру интересом к ее акварельным работам, глубоким внутренним миром и трепетным отношением к животным. Вадик собирался быть геодезистом. Почему? Вера не может внятно ответить на этот вопрос, но тогда, в юности, влюбившись, решила следовать за своей любовью, оставила рисование и пошла поступать вместе с Вадимом, который, к слову сказать, поступив, забрал документы и уехал с родителями в другой город.

Веру зачислили, и ничего не оставалось, как, превозмогая вселенскую печаль от расставания с любимым, начать покорять неизведанную профессию. Страдать от одиночества долго не удалось, – на милую кругленькую студентку с печальными бездонными озерами васильковых глаз обратил внимание Дмитрий Иванович, доцент их кафедры, который был куратором ее группы и преподавал у них несколько предметов. Вера была настолько потеряна и рассеянна, что практически на автомате ходила учиться, в том же тумане поехала в летнюю экспедицию в Среднюю Азию вместе с куратором и половиной группы. Там-то все у них и закрутилось. Утомительный совместный труд на жаре, бессонные ночи у костра, тяготы быта, проживаемые совместно, романтика восточных ночей сблизили студентку и куратора. Она разглядела в нем отца, которого ей так не хватало. В конце второй смены Вера заболела: ее тошнило, поднялась температура; она металась по постели, бредила, покрывшись липким потом, ей снились мама и Москва. Удивительно, но тогда о ней заботился весь отряд, кроме Димки, с которым она сблизилась и считала его почти мужем. Ее это не насторожило. Она его оправдывала: занят человек, не до нее ему. Терпела, не жаловалась. Когда ее все-таки отвезли в местную больницу, выяснилось, что ребенка не спасти. Так Вера оказалась еще не замужем, но уже не мать.

Вера была верной – какая игра слов, может, это от имени? – от природы. Она такой родилась. Глядя на окружение, где все гуляли, кутили, крутили романы, она чувствовала себя белой вороной. Ей всегда хотелось просто выйти замуж, родить детей и жить семьей. А может, это оттого, что у нее самой с детства такой семьи не было? Мама овдовела, когда Вере было пять лет. Отца почти не помнила. Она дорисовала себе его личность по фотографиям и рассказам мамы. В ее представлении папа был высоким блондином, очень добрым, нежным и заботливым. Такого мужа она себе и искала. Маленькая Вера была тихой и задумчивой девочкой, которая целыми днями рисовала домики, маму, папу и много детей. Да, она хотела много детей.

– Много детей? – с удивлением спрашивала мама, рассматривая рисунки дочери.

– Ну, пять как минимум, – серьезно отвечала Верочка.

– А как ты с ними справишься? Я вон с тобой одной и то справиться не могу. – Мама ласково прижимала к себе белокурую головку дочери, вытирая со щеки следы акварели.

– Ну, мамочка, я же не одна буду, а с мужем. Это у нас папочка умер, а у моих деток он будет, и мы все вместе будем делать, и ты с нами, – совсем по-взрослому отвечала дочь.

Вернувшись из экспедиции, Вера по настоянию мамы прошла обследование, где пожилая женщина-врач долго мялась, однако все-таки решилась сказать: детей у Веры, скорее всего, не будет. Мама отправилась в деканат, нашла Дмитрия Ивановича и помогла ему сделать предложение ее дочери. Так Вера оказалась замужем в первый раз.

Сковородка не поддавалась. То ли Вера плохо терла, погрузившись в свои мысли, то ли пригорело слишком сильно. Дождь, словно вторя надвигающемуся краху Вериной жизни, не прекращался, а плакал вместе с ней. Едкий запах горелой картошки словно пропитал квартиру. Вера залила сковороду смесью соды с солью и поставила на плиту. Открыла окна, впустив в дом свежесть дождя и ароматы летнего города. Раньше бы это подняло ей настроение. Она всегда оживала на природе. В квартире было много цветов, вся лоджия заставлена огоньками цветущих петуний, радостно повернувших свои граммофончики в сторону улицы, словно подставляя их освежающему душу. Теперь и цветы не могли вывести Веру из ступора безысходности. Липкая давящая тишина владела ей и ее домом, медленно поглощая все вокруг.

Он даже не выходил. Сидел в спальне и чем-то занимался. Иногда Вера слышала, как муж говорит по телефону своим совсем обычным голосом. Она уже и не помнила, когда он вот так просто говорил с ней. Ей нравился его голос: низкий, бархатный и какой-то «отеческий» – в ее собственном понимании. Она по-прежнему дорисовывала себе образ отца, примеряя его на очередного мужа.

– Как, ну как я так могла вляпаться еще раз? – терзалась вопросами Вера.

Когда она в детстве проказничала и не слушала маму, та наказывала ее тишиной: могла не разговаривать с дочерью неделю, а то и больше, пока Вера не принимала позицию матери и не шла с ней мириться сама. Конечно, не с раннего детства. То время Вера вообще помнила плохо. Ее часто отправляли к бабушке, а мама оставалась одна. Наверное, пыталась устроить личную жизнь, как поняла Вера, став чуть старше. Мать замуж больше так и не вышла. Сказала, что такого, как Верин отец, ей не встретить, а быть с кем-то еще она не хочет. Так женщины и жили самостоятельно до замужеств дочери, пока она опять не уходила от матери к мужу.

Теперь Верин муж воспитывал жену ненавистной ей тишиной. Если его что-то не устраивало, он просто замыкался в себе, меняясь в лице. В подобные моменты она не узнавала его и боялась. Не знала, как себя вести и что сделать, чтобы муж снова стал тем, кого она выбрала и полюбила. Они и так мало разговаривали. Супружеская жизнь постепенно превратилась в соседство.

– Ну что? Что со мной не так? – Вера зашла в ванную комнату и разглядывала в зеркале припухшее от слез лицо и покрасневшие глаза. Последние месяцы слезы были ее постоянными спутниками. Она не любила их. Ей казалось, что плакать – это удел маленьких девочек. А тут взрослая тетка и ревет белугой, сама себя не может остановить.

– Ну не идет он на разговор,