осыплется и они слетят вниз, туда, где блестит тонкая полоска синего моря. Удивительно, но никто не останавливался, чтобы помочь. Похоже, такое место на трассе, что остановиться при плотном движении в обе стороны, было попросту невозможно, а может, со стороны выглядело, будто они неудачно припарковались и все в порядке. В любом случае нужно что-то делать. Если сейчас не принять меры, они полетят в пропасть вместе.

А если…

– Так, сиди и не шевелись! – скомандовал Макс. – Не бойся. Я сейчас что-нибудь придумаю.

Он попробовал открыть свою дверь и выйти. Авто угрожающе скрипнуло, послышался звук осыпающего в пропасть гравия. Лина замерла и не дышала. Оценив обстановку, Макс одним движением перемахнул через водительскую дверь и оказался рядом с машиной, которая стала медленно съезжать вниз, потеряв в весе.

– Макс, стой, ты куда! Мне страшно! – Лина закричала не своим голосом, но вместо крика получился сдавленный полушепот. В отличие от Максима, который был не пристегнут, она всегда ездила пристегнувшись, и сейчас сработавшие ремни безопасности заблокировались. Она попыталась отстегнуться, однако ничего не получилось. – Мне страшно… – прошептала Лина сама себе.

Максим удерживал машину весом собственного тела. Он стоял спиной к пропасти со своей водительской стороны и, упираясь обеими ногами в землю, был своеобразной распоркой, которая не давала кабриолету скатиться вниз. Мысли в голове неслись с огромной скоростью: «Вот он, мой шанс. Сейчас я чуть ослаблю руки, и она улетит вниз вместе с машиной. Все проблемы будут решены сразу, окончательно и бесповоротно. Причем никто из нас – ни я, ни Беллка, ни Таня – не будут ни в чем виноваты. А Ефим погорюет и сделает все для любимого зятя-вдовца. Это просто дар какой-то. О таком и мечтать было нельзя. Вот ведь. Видимо, так и суждено».

– Макс, Максик, ну пожалуйста, вытащи меня, – еле слышно, одними губами шептала Лина, слезы катились по ее щекам.

«Вот ведь, оказывается, я мягкотелый, не могу, не могу, вот так вот, своими руками. В чем она, собственно, виновата? Ведь это все Танька, ее план мы исполняли столько лет. А Лина… Лина как раз любит меня. Столько времени терпеть унижения, отсутствие нормальных отношений, мое безразличие. В чем она виновата? Кто я такой, чтобы судить?» – спорил с Максом внутренний голос оставшейся совести.

В такие моменты время останавливается. Секунды кажутся вечностью. Из этой вечности на Макса смотрели глаза жены. В этом взгляде была ее болезненная любовь и вера в его хорошие стороны, боль прожитых вместе лет, безграничное доверие, запас которого он, похоже, исчерпал, тихая мольба о спасении. Лина смотрела на него молча, словно прочитала мысли и не вмешивалась, покорившись его решению. Просто ждала.

Макс чувствовал, как руки слабеют, нога соскользнула, и россыпь мелких камней полетела вниз, увлекаемая ветром. С неба упали первые крупные капли дождя, спустившегося с гор.

Он еще раз посмотрел в глаза жены и решился на этот шаг: попытался напрячь руки и вытолкнуть машину обратно на шоссе. В этот момент селевой поток достиг нижней точки склона, по которому несся, вылетел на трассу, щедро рассыпая вокруг тяжеленные булыжники, заботливо собранные по пути. Темная мутная река обрушилась на дорогу, перегородила движение, врезалась в стоящий на ее пути кабриолет, сбила с ног Макса, неотвратимо увлекая за собой вниз к морю и людей, и автомобиль.

* * *

Лина открыла глаза и увидела над собой что-то голубое. Небо? Ясности не было. Она попробовала пошевелиться. Тело не слушалось. Медленно приходя в сознание, она пошевелила рукой. Очень сильно чесался нос. Значит, жива. Наверное, у умерших нос не чешется. Боже, раз такие глупости лезут в голову, значит, точно жива! Вокруг было тихо. Наверное, больница. Постепенно в голове всплывали воспоминания. Машина, летящие камни, много грязной воды, ужас и тишина. Как она оказалась тут, Лина не помнила.

– Ну наконец-то! – воскликнул мужской голос рядом с ней. – Как я этого ждал! Знал, что очнетесь!

Рядом с Линой стоял молодой мужчина в белой одежде и смешном поварском, как ей показалось, колпаке, сдвинутом набок. Он стал ощупывать ее руки, мерить пульс, трогать ступни ног. Она все чувствовала. Наверное, это важно для него, и Лина попыталась об этом сказать, однако слова не получались, губы шевелились безмолвно.

– Тихо, тихо. Не торопитесь. Вы сейчас не можете еще говорить, но все будет хорошо, я уверен. – Мужчина присел с ней рядом на кровать и взял за руку. Его ладонь была теплой и чуть влажной. Она чувствовала. И ей это было почему-то приятно.

– Я ваш врач. Павел Сергеевич. По совместительству человек, который знает каждую клеточку вашего тела. – Заметив удивленный Линин взгляд, он продолжил. – Это я вас собирал после той аварии. Так что не переживайте, все на месте, я проверял. – Он улыбался и нежно гладил по плечу поверх лежащей на ней простыни, и это тоже было приятно, отметила про себя Лина. Она лежала и смотрела в глаза этому совсем незнакомому мужчине, который знал про нее все, купаясь в его взгляде. Удивительное чувство.

«Мужчина погиб в той аварии, а женщину выбросило из машины на нижнее плато. Автомобиль перевернулся от ударов камней, и она вылетела из него. Почему чудом? Так она же была пристегнута. Иначе как чудом и не назовешь. Вот такая история!» – судачили люди в больнице. Некоторые даже заглядывали в палату, чтобы посмотреть на девушку, упавшую в небо.

Через месяц из дверей больницы вышел молодой врач, на руках он нес маленькую хрупкую женщину с удивительными серыми глазами и темными волосами, крепко прижимая ее к себе, то и дело осыпая поцелуями ее счастливое лицо. Она смущенно улыбалась ему в ответ.

09.07.2024

Гулкая поступь тишины

Под шум летнего дождя Вера методично отмывала пригоревшую сковороду. Она повторяла круговые движения, монотонно водя губкой в одном направлении, словно пыталась оттереть грязь не на сковороде, а внутри себя. Движения были автоматическими: она смотрела в окно, а рука ходила по кругу, будто успокаивая свою хозяйку. Дождь тонкими дорожками пробирался по ту сторону стекла, пытаясь найти самый короткий путь. Капли тоже искали выход и мешали Вере сосредоточиться на своем горе. Запах пригоревшей картошки, которую она пыталась отодрать от уже не новой сковороды, усугублял чувство вины, проникал всюду, напоминая о случившемся. Слезы незаметно накапливались в голубых озерах ее глаз, переливаясь через край и стекая по загорелым щекам витиеватыми дорожками, капали на белую блузку. В доме повисла устрашающая тишина, и, если бы не к месту барабанящий по стеклу дождь, можно было бы сказать, что она находится в вакууме одиночества, хотя была дома не одна. Он был рядом. И от этого еще