Собрание грозило стать неуправляемым, и тут к доске вышел еще один «наш» доцент — Юрий Иванович. Высокий, худой, уверенный в себе, с великолепной артикуляцией — сказывалось войсковое командное училище, — он обладал талантом преподавателя и умел общаться со студентами, хотя всю жизнь оставался чиновником, для которого главная святыня — инструкция. В свое время его вынудили уйти из министерства за пьяный скандал — выпив, он становился неуправляемым. Все знали, что Юрий Иванович, как и Дежкин, имел доступ к руководству института, а потому стихли и приготовились слушать.

«Хорошо, — произнес он, откашлявшись и стараясь сохранять спокойствие, хотя по его дрогнувшему голосу и было видно, чего это ему стоило. — Вы хотите ограничиться обсуждением и дать Исправительный срок? Валяйте. Серафим Григорьевич, — неожиданно обратился он к Фролову, — сколько вам лет?»

«Ну, Юрий Иванович, — с заминкой отозвался тот, — вы же знаете…»

«Знаю — 53. Прекрасно. А сколько записей в вашем трудовой книжке? — Зал напряженно затих. — И заодно, не могли бы вы объяснить, почему больше двух лет вы нигде не задерживались?»

Фролов не ожидал такого вопроса, а потому забормотал что-то невразумительное про свою трудную биографию и «так сложившиеся обстоятельства», но Юрий Иванович безжалостно прервал его лепет.

«Так вот, записей у вас, Серафим Григорьевич, больше сорока. Благодарю за внимание. А теперь можете голосовать».

Я знал, откуда у него такие сведения — от закадычного собутыльника, начальника отдела кадров этого же института. Такой замечательный ход решил дело. Из сорока шести присутствующих тридцать два проголосовали за нашу формулировку, девять было против, и еще пятеро воздержались. Но эта победа, как потом выяснилось, стоила жизни самому Юрию Ивановичу — спустя два месяца у него случился двойной инфаркт, и он вышел на пенсию по инвалидности. А спустя еще полгода внезапно скончался от третьего инфаркта.

Вскоре после этого собрания Фролов сам ушел в отставку «в связи с невозможностью дальнейшего исполнения своих с служебных обязанностей». Однако выговор с занесением ему отменило бюро райкома. Исполняющим обязанности заведующего назначили того самого Дежкина, а еще через пару месяцев он меня так — затравил, что я был вынужден уйти «по собственному желанию». Впрочем, это уже не имело особого значения, поскольку к тому времени я уже познакомился с Галиной, которая была одной из моих студенток.

Но самое любопытное, что эта история имела довольно неожиданное продолжение. Однажды, когда мы с Галиной сидели у меня дома, и эта плутовка, чтобы избежать моих приставаний, включила телевизор, я вдруг увидел на экране физиономию Фролова. Он сидел в студии передачи «Добрый вечер, Москва» и давал интервью, медленно пережевывая какие-то новые слова «структуры», «префектуры», «муниципальный округ», «социальный заказ». И все это сопровождалось почтительным киванием ведущего, напоминавшего почтенной публике, что они внимают «постоянному гостю нашей передачи, доктору философских наук, заведующему социологической лабораторией» какого-то там института.

— Говно не тонет, — хладнокровно прокомментировал Юрий.

— И поэтому мы в нем постоянно плаваем. Кстати, Галина заявила, что уже где-то видела эту ряху…

— Кстати, о твоей Галине. Подожди, я сейчас.

Юрий вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и снял телефонную трубку.

— Следователя Зайцева, пожалуйста, — сказал он, набрав номер.

— Я слушаю.

Юрий коротко сообщил:

— …Жену искать не надо, осталось выполнить вторую половину работы.

Узнав о том, что на первые пять тысяч долларов уже можно не рассчитывать, следователь отреагировал с кислым юмором:

— …Надеюсь, что хоть вторую половину нашей работы вы не собираетесь выполнить сами. Но, между прочим, я уже успел кое-что выяснить, и нам неплохо бы встретиться.

— Где, когда?

— Лучше всего завтра в пять часов вечера на Ленинградском проспекте, в двухстах метрах от авиационного института, если ехать со стороны «Войковской».

В шпионов будем играть? — усмехнулся Юрий.

— В разведчиков, — тем же тоном ответил Зайцев. — Не забудьте приклеить бороду и надеть темные очки. Номер моей машины.

Глава 11

— Странное совпадение, — бормотал Александр Павлович, прохаживаясь по кабинету после ухода супружеской пары, — какое странное, невероятное совпадение!

Ему вспоминался тот страшный вечер, угрозы, опасение за судьбу дочери и — как следствие — та невероятная подлость, на которую он пошел, надеясь никогда, больше не столкнуться с той девушкой, которая поневоле стала жертвой этой подлости. А ведь он даже не узнал ее по той фотографии, которую во время первого визита показывал ее муж… И только во время сеанса «успокоительной терапии» та самая мистическая интуиция, которой он так гордился, вдруг подсказала ему ужасную догадку.

Впрочем, находясь «на крючке» у этих людей, приходилось быть готовым ко всему. Рано или поздно, но они должны были заставить его совершить нечто подобное — так чему же тут удивляться? Теперь нужно решать, что делать дальше, тем более, что сегодня вечером у него как раз должна состояться очередная встреча… и что от него потребуют на этот раз? Должен же быть какой-то выход, и самое главное — как уберечь от всего этого дочь?

Как и большинство одиноких вдовцов, он безумно любил Александру, перенося на нее всю ту нерастраченную страсть, которую когда-то испытывал к ее матери. Ах, если бы не эта нелепая смерть Марины, которая погибла, проходя мимо офиса одной фирмы как раз в тот момент, когда взорвалась припаркованная рядом иномарка. И ведь не исключено, что это сделали те же люди, от «делового» знакомства с которыми он теперь так страстно желал избавиться…

Задумавшись, Александр Павлович и не заметил, как вошла дочь, и, только услышав какой-то легкий звук, недоуменно вскинул глаза.

— Прости, я тебя испугала? — с улыбкой спросила она. — Наверное, мне надо было постучаться?

— Да нет, ну что ты, — ласково ответил он, улыбаясь в ответ. — Я должен был почувствовать твой приход намного раньше… А что это ты так сияешь, влюбилась в кого-нибудь?

— Ну что ты, пап, вечно об одном и том же, — нахмурилась Александра, — лучше вот посмотри, что мне один из твоих посетителей подарил. Он, оказывается, поэт, а это его первая книжка…

Александр Павлович с плохо скрываемой брезгливостью взглянул на тоненькую, в половину листа, брошюрку, на обложке которой крупными буквами красовалось: ФИЛИПП ЗНАМЕНСКИЙ. «На свет восходящего солнца».

— Это кто же такой? Как он выглядит?

— Высокий, длинноволосый, в джинсах и свитере. Глаза серые… — присаживаясь в кресло, затараторила Александра.

— Они все длинноволосые и в джинсах… А вот когда ты его глаза успела рассмотреть?

— Ну я же встречаю и провожаю всех твоих посетителей. А глаза у него,