— Вот, проглотите эту таблетку и запейте водой.

— А что это?

— Я объясню вам потом, когда вы уже почувствуете ее действие, — ласково улыбаясь, произнес экстрасенс. — Не бойтесь, ведь все будет происходить в присутствии вашего мужа.

После того, как Галина проглотила таблетку и, сделав один мелкий глоток, поставила стакан на стол, экстрасенс подвел ее к мягкой, удобной кушетке, предложил лечь и закрыть глаза. Пока она устраивалась, он нажал кнопку вмонтированного в стол магнитофона, и кабинет заполнили звуки какой-то странной, обволакивающей сознание музыки. Денис наблюдал за всеми этими манипуляциями с некоторой настороженностью И неизвестно откуда взявшимся беспокойством. Что-то ему во всем этом не нравилось, но что именно, он и сам не мог себе объяснить.

А тем временем экстрасенс заговорил, и голос его был уже совсем не тем, что на лекции, в нем появились какие-то вкрадчивые, убаюкивающие и одновременно властные интонации.

— Дышите глубоко, спокойно и как можно ровнее. Ни о чем не думайте — только слушайте музыку, дышите ровно и внимайте собственному состоянию расдавленности и покоя. Но самое главное — гоните все мысли, какими бы они ни были — приятными или беспокоящими. Если почувствуете какое-то неудобство — дайте мне знать, слегка пошевелив рукой.

Скоро вас охватит, уже начинает охватывать состояние глубочайшего умиротворения. Во Вселенной, где вы будете пребывать, не существует никаких земных проблем и огорчений — только теплый, спокойный и невыразимо приятный свет. Блаженство, покой и свобода… Свободу нельзя почувствовать, выразить или понять — в ней надо пребывать, и вот вы уже пребываете в ней, вы свободны, раскрепощены, и вас уже абсолютно ничто не тяготит и не беспокоит…

Даже Денис начал поддаваться обаянию этого бархатного, проникновенного голоса. Так и хотелось закрыть глаза и погрузиться в блаженную дремоту, прислушиваясь только к плавной музыке, похожей на долгую вибрацию каких-то волшебно-космических струн. Он, не отрываясь, смотрел на лицо жены и видел, как оно словно бы разгладилось, хмурость исчезла, появился легкий румянец, сделавший Галину необыкновенно привлекательной. Вот она, совсем рядом, любимая, красивая, спокойная и… отрешенная, не думающая ни о чем на свете, даже о нем, ее муже! Эта мысль невольно заставила его встрепенуться. Что за черт! Состояние полнейшего успокоения и отрешенности от всего земного — совсем не то состояние, в котором ему хотелось бы видеть свою молодую жену, которая пока еще так и не стала ею. Она должна быть страстной, нежной, заботливой, а не пребывающей в философско-невозмутимом покое. Как бы этот сеанс успокоительной терапии не успокоил её настолько, чтобы лишить всяких желаний вести нормальную супружескую жизнь!

Через пятнадцать минут сеанс был окончен, Денис расплатился с Александром Павловичем и вслед за Галиной вышел на улицу.

— А ты знаешь, что за таблетку он тебе дал?

— Нет.

— ЛСД. Наркотик.

— Ну и что? Зато мне было так приятно. И я обязательно приду на следующий сеанс.

Денис содрогнулся. Неужели произошло то, о чем он подумал всего несколько минут назад?

— Тебе так понравился этот экстрасенс? — осторожно спросил он.

— Да, понравился! — с вызовом ответила она.

— Но ведь он же подавляет твою волю! Неужели ты не понимаешь, что, критикуя в своей лекции тоталитаризм, он сам действует именно тоталитарными методами?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ну как же… — Денис поневоле начал горячиться. — Он сам говорил, что тоталитаризм начинается тогда, когда у группы людей или у государства появляется какая-то одна, главная цель, на достижение которой идут все средства, люди делятся на угодных и неугодных… ну и так далее. Но ведь если этой целью сделать даже свободу, то все равно тоталитаризм неизбежен! Свобода не может и не должна быть целью, она только средство, позволяющее каждому человеку самому добиваться своих целей! И именно здесь этот экстрасенс и лукавит. Обещая свободу, он незаметно становится духовным вождем, который уже может вести своих последователей туда, куда захочет.

— Александр Павлович не вождь, а учитель! — упрямо возразила Галина.

— Да называть он себя может кем угодно! — излишне громко и раздраженно воскликнул Денис, не обращая внимания на то, что они шли по весьма оживленной улице.

— А что ты на меня кричишь?

— Я не кричу, но и не хочу, чтобы ты случайно попала под чары этого умного проходимца. Музыка, наркотики, вкрадчивые речи…

— Какое ты имеешь право так говорить о людях, которых вид ишь всего второй раз?

«Нам честного лишь время обнаружит, довольно дня, чтоб подлого узнать!»

— Да сам ты кто!

Денис слишком поздно спохватился.

Ссора уже зашла слишком далеко, и он так и не понял, что именно вызвало эту странную вспышку раздражения Галины. Она вдруг остановилась посреди улицы, не доходя ста метров до станции метро, повернулась к нему и гневно потребовала:

— Оставь меня в покое! Ты меня раздражаешь!

— Но подожди, я же не… — растерянно залепетал он.

— Все, пока.

— Куда ты?

— К Ире. И не надо меня провожать.

— Да какого черта, ведь ты моя жена!

— Если ты сейчас вздумаешь меня преследовать, то мы разведемся!

Потрясенный, Денис остался стоять на месте, следя за тем, как она быстро смешалась с толпой и вошла в вестибюль метро. И это — его. супружеская жизнь?

Глава 10

В самом мрачном настроении он явился домой и застал своего американского друга на диване, предающимся черной меланхолии в обществе двух больших пластиковых бутылок пива. Настроение обоих приятелей так красноречиво отражалось на их физиономиях, что первые несколько слов были произнесены лишь после трех стаканов. Первым обо всем рассказал Денис.

— …Вот так я едва нашел и тут же снова потерял свою жену, даже не узнав, что с ней произошло! — закончил он.

Затем настала очередь Юрия. Дойдя до того места, когда он получил оплеуху, Юрий заявил следующее:

— И ты знаешь, меня обозвали не просто дураком, а даже подлецом, поскольку подлость — это, оказывается, такая глупость, которая совершается за чужой счет.

— В этом определении есть большая доля истины, — согласился Денис. — Ну и что будем делать?

— Сегодня — пить и разговаривать, а завтра придумаем, — меланхолично отозвался Юрий. — Кстати, ты мне еще ничего так и не рассказал о своей жизни. В последнем твоем письме, которое я получил, ты писал, что закончил институт.

— О, об этом лучше не вспоминать. После окончания института я был откровенным болваном, замороченным классиками марксизма-догматизма. Ну, представь себе, по одной только работе Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» — паршивой, убогой, ругательной работке — я сдавал экзамены не менее пяти раз!