кухню, а вскоре к ней присоединилась Ирина, оставив молодоженов одних. Денису хотелось поскорее выбраться из этого дома, поэтому он предложил жене пойти прогуляться, она равнодушно кивнула, и вот теперь они идут рядом, но… Что, черт возьми, все это значит? Они женаты или нет? Почему она даже не попыталась выяснить, каким образом он оказался у Анастасии, да еще с этим дурацким букетом?

— Пойдем хоть зайдем в какое-нибудь кафе.

— Не хочу…

Все-таки Галина улыбающаяся и оживленная и Галина хмурая и замкнутая настолько отличались друг от друга, что это просто сводило его с ума. Одну из них он нежно любил, другой боялся. Да, наверное, произошло что-то ужасное, может быть, ее изнасиловали или она потрясена убийством Сергея, если произошло на ее глазах. Но почему она ничего не хочет говорить своему мужу? Кто же еще должен о ней заботиться и утешать? Когда она наконец избавится от детских привычек и будет вести себя как взрослая женщина?

— Ну тогда скажи мне, чего ты хочешь? Что будем делать?

— Не знаю… ничего не хочу.

— А куда мы тогда идем?

— Я хочу вернуться к Ире.

— А как же я?

— Не знаю.

Денис стиснул зубы, чтобы сдержать рвущееся наружу раздражение, а затем отвернулся и закурил. Нет, это совершенно невозможно! Он так искал свою жену, так бесновался от ее пропажи — и вот теперь… хоть бы она вовсе не находилась!

И тут он вспомнил про экстрасенса, и про то, что обещал расплатиться с ним, когда жена будет найдена. Зная о ее увлечении мистикой и чудесами, он рассказал Галине о своем посещении экстрасенса, рассчитывая хоть этим пробудить в ней какой-то интерес. И действительно, она слушала его достаточно внимательно.

— Может быть, заедем к нему? — предложил он в конце своего рассказа.

Она заколебалась, но затем кивнула головой.

Денис отправился звонить, и хоть в этом ему повезло. Александр Павлович должен был проводить занятия со слушателями и предложил ему приехать прямо сейчас.

Встретила их все та же миловидная и приветливая девица, которая запомнилась Денису по предыдущему визиту. Она предложила раздеться и провела их в большой зал с высокими потолками, который когда-то служил мастерской художника, а теперь был переоборудован для проведения занятий — то есть перед небольшим подиумом было расставлено несколько рядов стульев. На стене развешаны изображения знаков зодиака, сделанные, как показалось Денису, из папье-маше и весьма искусно, хотя раскрашены мрачновато. В углу стояла лекторская трибуна, на которой возвышался какой-то странный, притягивающий взоры предмет, совершенно непонятного предназначения. Сверху, видимо из спрятанных колонок, лилась экзотическая музыка, похожая на звуки индийских ситаров. Шторы плотно задернуты, помещение освещали лампы дневного света.

Усадив Галину, Денис с любопытством стал присматриваться к собравшимся, которых было не меньше двадцати человек. Конечно, здесь присутствовали и неизменные пенсионерки в шерстяных шалях, головных уборах и с толстыми тетрадками в руках. Сидели и несколько бородатых, дурно одетых и неопрятных Молодых людей из тех, которых всегда можно встретить в редакциях с толстыми папками собственных рукописей. Трое из них привели с собой и девиц — бледных, застенчивых и некрасивых. «Красивые нынче все по ночным клубам обитают», — не без ехидства отметил про себя Денис. Неподалеку от него, на первом ряду, вальяжно раскинулся какой-то седовласый, тщательно выбритый господин в элегантном сером костюме и ярком фирменном галстуке. Он как-то высокомерно и с явным пренебрежением осматривал остальную публику, делая при этом резкие, отрывистые движения, которые выдавали в нем потенциального, а то и действительного пациента' психдиспансера.

Денис отметил и несколько скромно одетых женщин лет тридцати-сорока, пенсионера с орденскими планками, приколотыми на карман черного пиджака, и трех девушек, судя по всему, студенток. Они постоянно перешептывались и оглядывались по сторонам. Одна из них была типичной старой девой — полная, безо всякой косметики да еще в очках, зато две другие имели круглые и весьма симпатичные мордашки, которые с таким любопытством уставились на Дениса и Галину, что ему захотелось им подмигнуть.

Короче, публика была весьма типичной для любого бесплатного сборища, и Денис почувствовал себя здесь весьма нелепо, снова начиная утрачивать всякое уважение к экстрасенсу. К тому же и начало лекции показалось ему на редкость традиционным, отдающим очередным шарлатанством «а-ля Кашпировский». Впрочем, у Александра Павловича вкус был получше…

На подиум вышла высокая благоухающая дорогими духами женщина с весьма благородным, «дворянским» лицом. На вид ей было лет сорок, но фигура еще сохраняла стройность, а модная французская кофта даже привлекла внимание Галины.

— Тоже такую хочу… — очень по-детски прошептала она Денису.

— Купим, зайчик, обязательно купим, — радуясь ее желанию, тоже шепотом ответил он.

А дама тем временем громким звучным голосом рассказала о том, как Александр Павлович сначала продиагностировал, а затем и вылечил у нее какое-то тяжелое женское заболевание, названия которого Денис так и не разобрал. Более того, «благодаря просветляющему духовному влиянию Александра Павловича» она наконец-то «обрела смысл жизни почувствовала себя счастливой». «И даже в отсутствие мужа?» — ехидно подумал про себя Денис. После дамы на подиум вышел один из неопрятных и бородатых молодых людей, который представился аспирантом философского факультета МГУ. То и дело ссылаясь на Платона, Гегеля и Будду, он авторитетно, заявил, что «новое учение о свободе практически не имеет аналогов в истории человеческой мысли», а потому «способно открыть человечеству новые духовные горизонты».

Наконец, одетый во все черное, что придавало ему некоторое сходство с нотариусом или врачом из французского романа девятнадцатого века, появился и сам Александр Павлович. Ласково улыбаясь, он поприветствовал всех собравшихся, дождался полной тишины и начал говорить. Чем дольше он говорил, тем быстрее улетучивался скептический настрой Дениса, ибо за словами экстрасенса стоял не обычный набор высокопарных фраз об «информационно-энергетических полях», Мировой Душе или Тайной Гармонии Вселенной, а четкая и хорошо продуманная концепция.

— Все люди делятся на тех, кто просто живет, и на тех, кто ищет смысл жизни, — говорил Александр Павлович. — Одни руководствуются целями общества, другие ставят перед собой собственные цели. Для первых важна хоть какая-то определенность, для вторых высшей ценностью является свобода. Тоталитаризм живет и будет жить в душах тех людей, которым неинтересно задаваться вопросом о смысле жизни, ибо свобода тревожна, непонятна, и поэтому ненавистна. Либерализм — это естественное пристанище тех людей, которым дороже всего свое собственное «я», которые не хотят жертвовать им, как, впрочем, и «я» других людей, во имя какой-то одной, объединяющей цели — если только этой целью не является свобода. А сознавая самоценность своей личности, разве можно посвящать свою единственную