голос Павы становился все громче, пока не разнесся над лесом, подобно грозе. Варна отступила, сжалась, порыв ветра затушил лучину – и они оказались в полной темноте. Она услышала, как ведьма кинулась к ней, и отскочила в сторону. Судя по звуку, Пава передвигалась на четвереньках. Представив это, Варна похолодела.

– Молись! – закричала ведьма. – Молись!

Ей вторил ветер, взвывший как раненый зверь. Варна побежала прочь, стараясь не поддаваться страху: заблудившись в лесу, она рисковала остаться в нем навсегда. Пава неслась следом скачками, как огромный паук, хохотала, визжала, улюлюкала, будто ее забавляла охота на беззащитную жертву.

Но Варна не была пугливой овцой. Пава обманула сама себя, поверив, что перед ней боязливая девчонка. Ведьма забыла, что именно Варна отсекла ей голову и что ее рука не дрогнула.

Достав из-за пояса тот самый серебряный ножичек, которым она когда-то защищалась от полудницы, Варна резко развернулась и приготовилась к удару, но звук ведьминых шагов исчез, растворился в прохладном воздухе.

Как только Варна опустила оружие, откуда-то сверху раздался смех и через мгновение перед ней появилась Пава – зацепившись ногами за одну из ветвей, она висела вниз головой и хохотала, выпучив белесые глаза.

От неожиданности Варна неудачно попятилась и упала на спину. Ведьма спрыгнула на землю, ее изломанное тело двигалось неестественно, как будто все мышцы застыли, а суставы не желали сгибаться. Она подходила все ближе, сверкая звериными глазами с козлиными зрачками, рычала, ее голова дергалась из стороны в сторону. Ведьма прыгнула вперед, Варна успела откатиться, но не побежала, а кинулась на тварь, обратившись к силе, дарованной Зверем.

Лезвие вонзилось в твердую плоть, Пава взвыла, оттолкнула ее и побежала к деревьям. Теперь Варна стала охотником, азарт подстегивал ее, но она смогла остановить себя и не бросилась за раненой ведьмой.

Хромая, Варна вышла из леса и побрела к церкви. Шесть лет. Нужно пережить шесть лет и встретиться с Рославой. За это время Варна должна стать сильнее, должна понять, чего хочет. Она была предана Рославе – и предана ею.

Звериное зрение помогло ей увидеть одинокую фигуру, застывшую у входа в церковь. Она почувствовала запах разочарования и обиды раньше, чем смогла разглядеть Дария. Он не стал скрываться, убегать и делать вид, что ничего не понял, – стоял и держал масляную лампу до тех пор, пока Варна не подошла совсем близко. Окинув ее тяжелым взглядом, Дарий жестом пригласил войти.

Глава 17. Сейчас

– Убери руки, – прорычала Варна. – Клянусь, если ты еще раз попытаешься…

– Ты похожа на дикую собаку, – раздраженно сказал Свят. – Мне нужно промыть рану.

– Она все равно не заживет. Так что оставь!

– Сдохнуть от заражения крови решила?

– Я не…

– Ты не бессмертная, Варна. – Он толкнул ее в грудь и задрал рубаху. – Боже.

Она закатила глаза. Что он надеется увидеть на теле ведьмы после укуса ярчука? Только и может, что причитать, святоша.

– Господь, смилуйся над нами… – пробормотал Свят, снимая повязку. – Все пропиталось гноем.

– Можно без подробностей?

Солнце только что взошло, Дарий отправился проверить лошадей, впереди был еще день пути, а сил у нее уже не осталось. На Свята она рычала скорее по привычке, он не делал ничего плохого, просто пытался помочь. А ей было страшно. Много лет не было, и вот сейчас, в заброшенной избушке у черта на рогах, она лежала на плаще Дария и боялась за свою жизнь. За их жизнь.

Палец Свята обвел круглый шрам на ее животе – и Варна вздрогнула.

– Руки! – резко приказала она, испугавшись, что колдовская метка может рассеяться от одного прикосновения Светозарного.

– Это осталось с той ночи? – тихо спросил он.

– С тех ночей, – сухо поправила она.

– И много их?

– Шесть.

– Я делал ставку на тринадцать.

– Не думаю, что я бы выжила, вырежи она на мне тринадцать печатей.

Никто не знал, что происходило в те ночи, когда Рослава воскрешала Дария. Иногда Варне казалось, что даже звезды отвернулись от них в ужасе, а луна скрыла свой лик за облаками, чтобы не видеть творящееся зло. Три дня ночь не сменялась днем, а Варна смотрела в пустые глазницы людей, приведших ее в этот мир, пока душу разрывали на части.

– Сделал все, что мог. – Свят наложил тугую повязку на ее бок и встал. – Ехать сможешь?

– Смогу. – Она села и поморщилась от резкой боли.

– В церкви я сумею провести службу, Слово замедлит распространение заразы. – Он подал ей руку. – Но не навсегда.

– Говоришь, что я умру, да так спокойно. – Варна даже усмехнулась. – Кем ты стал, Святослав?

Он не ответил, открыл дверь и помог ей выйти из избы.

Идти она могла, даже верхом проедет какое-то время без помощи. Только вот что́ делать потом? Волчьи клыки в пасти ярчука оставляли на ведьмах раны, которые никогда не заживут, будут гнить, а потом вызовут заражение крови. Свят мог попросить о помощи Бога, а они с Дарием – лишь обратиться к Зверю и старым богам. Да только так давно не делали этого, что они могут не услышать их зов.

Надежда еще теплилась в ней, в голове не укладывалось, что она может умереть до того, как доберется до Рославы. И от чего? От укуса собаки!

– Лес вокруг будто мертв, – оглядевшись по сторонам, сказал Дарий. – Если вы собирались отправиться на охоту, то вряд ли найдете даже жалкого зайца. Придется вам ехать голодными.

– Не может быть, чтобы до самого дома не было живых деревень.

– А говорил, церковь домом тебе так и не стала, – напомнила Варна.

– За твой язык тебя стоило бы предать анафеме, – беззлобно сказал Свят.

– Не только за него, – согласилась она.

Передав ее в руки Дария, Свят отошел к лошадям, чтобы приготовить их к долгой дороге. Варна наблюдала за его неторопливыми движениями и невольно возвращалась мыслями к беззаботным дням на крошечной площадке, где они учились владеть оружием. Тогда она и представить не могла, что из длинного, несуразного ангела когда-то вырастет настоящий воин, несущий Слово Господне.

– Он так же красив, как в детстве, – вдруг сказал Дарий. Его голос звучал хрипло и напряженно.

– Не помню, чтобы ты восхищался им. – Варна с любопытством взглянула на него.

– Я должен признаться, облегчить, – он запнулся, – душу.

Она ободряюще сжала его плечо.

– Меня сжирает зависть, – выдохнул Дарий. – Он стал мужчиной, а я заперт в этой никчемной плоти.

Боль от его слов легко могла сравниться с огнем, разливающимся по телу вокруг укуса ярчука. Варна не знала, что ему сказать, не знала, как облегчить его страдания. Хотел он того или нет, но отныне и впредь ему вечно будет почти двадцать лет. Навеки юный, яснолицый и бледный, как луна. Ему суждено смотреть, как Варна стареет, дряхлеет и умирает, если, конечно, раньше ее не убьет болезнь или нечисть.

– Не отвечай ничего, – попросил он. – Считай это исповедью и сохрани ее в тайне.

Село, в котором они решили остановиться, чтобы поесть, Варна узнала – Тихомир привозил их сюда на Святки, однажды они сжигали здесь чучело зимы, призывая весну с местной ребятней. Он единственный продолжал видеть в них детей, которых нужно вывозить за пределы церкви, хотя бы иногда.

Раздобревший от сытой жизни мужичок согласился впустить их во двор и накормить. Варна с удивлением заметила, что вся семья хозяина почтительно склоняет головы и смотрит в пол в их присутствии.

– Чего это с ними? – с набитым ртом спросила она, кивнув в сторону застывших женщин.

– Дак это, не каждый день Взвод на пороге появляется, – пробормотал мужик. – Мы вас дю-юже уважаем, – протянул он.

– За что? – раздалось из-под капюшона Дария.

– Дак кто ж еще в пасть к чертям полезет, если не вы? Мы, сельские, знаем о тварях, что по земле ходят. Как скотина хворать начинает, пишет староста вашему брату, они приезжают – и все: тишь да гладь, снова красота и из дома выходить не страшно.

Его простодушное «дак» заставило Варну улыбнуться. Мужичок был бесхитростный, обычный деревенский простак. Во многих местах, в которые их приводила охота, таких уже не осталось. Каждый мало-мальски оперившийся