Но четвертак всё же выложил, показав, что сидеть собираюсь в одиночестве. Как ни крути, а я буду занимать стол, с чего кабатчику прямой убыток. Ну и чтобы не привлекать к себе внимание, взял кружку пива и миску квашеной капусты. Ни к тому, ни к другому прикасаться я и не подумаю. Только под угрозой смерти.

— Что за гусь? — встал передо мной крепкий малый со шрамом на правой щеке и недобрым взглядом.

Одет добротно, но видно, что с чужого плеча, которое скорее всего покоится где-нибудь на пустыре или в канаве. А может, повезло, и его похоронили по православному обряду. Я глянул на кабатчика, мол, просил же, зачем так-то? Но тот лишь пожал плечами, дескать, сам разбирайся.

— Язык проглотил? — достав из рукава нож и уперев острие в столешницу, угрожающе произнёс гопник.

— Уверен, что потянешь? — смерил я его взглядом.

— Даже не сомневайся, — хмыкнул тот.

Больше не проронив ни слова, я завёл руку за спину и, откинув стопорную петлю с тихим басовитым шорохом, извлёк свой старый добрый тесак с обратным изгибом. Трофей, некогда доставшийся мне при первом спасении Долгоруковой. Нравился он мне. Ну и ещё из-за ассоциации с «Крокодилом Данди», я не раз пересматривал его с огромным удовольствием.

— Я просто пью пиво и жду друга. В компании не нуждаюсь, задевать никого не желаю. Но если кому-то это не понятно, могу выпустить ливер погулять, — холодно глядя ему в глаза, равнодушным тоном произнёс я.

Не сказать, что он испугался. Эта публика насмотрелась на смерть и ни в грош не ставила ни свою жизнь, ни чужую. Но и торопить костлявую он явно не собирался, рассмотрев во мне родственную душу. Понимающе усмехнулся, подмигнул и, прибрав свой ножичек обратно в рукав, прошёл в сторонку к свободному столу…

— Обязательно нужно было в этом гадюшнике встречаться? — недовольно встретил я наконец появившегося Беса.

— А что такого? Вполне приличный кабак. Хозяину, конечно, до дядьки Василя далеко, зато и вопросов куда меньше. А как приплатить лишнюю копейку, так и сготовят не из тухлятины, и пиво окажется не мочой, — устроившись напротив с кружкой и миской с солёными баранками, улыбнулся парень.

Хм. А ведь, пожалуй, и правда. Посуда у Беса оказалась не чета моей, вполне себе приличной. Рогалики же никак не ассоциировались с моей капустой, у которой и вид и запах просто отвратные. Вообще-то, я на плату не поскупился, значит нужно было ещё и хозяину глянуться, чего я делать не собирался. А вот этот проныра постарался устроиться.

Шустрый и не в меру наглый подросток-карманник за прошедшие три года возмужал и стал высоким статным парнем восемнадцати годочков. Я подрядил его поработать немного в Москве, пообещав заплатить как серебром, так и знатными узорами на выбор.

Этот не душегуб и не тянет без меры, берёт ровно столько, чтобы хватало на безбедное житьё с его марухой, имеющей столь же умеренный аппетит. Поэтому такому ухарю не жаль малость подсобить. Тем более что при его талантах он сгодится мне скорее рано, чем поздно.

— Сумел сделать? Или времени недостало? — поинтересовался я.

— Хорошо, что ты появился, Шелест. А то мне в Москве уж надоело, да и по марухе соскучился, а ты всё не идёшь и не идёшь, — отпив добрый глоток, ответил он.

— Ты тут всего-то неделю.

— Так дурное дело не хитрое, — отмахнулся парень и потянул из накладного кармана листок бумаги.

Я развернул его и удовлетворённо кивнул. Масштаб, конечно, не соблюдён, но рука у карманника твёрдая, и перед моим взором предстали не каракули какие, а вполне понятный план дома с пояснительными надписями, где что.

— Дом в один этаж, во дворе один пёсик-барбосик с телка размером. Алёнка, служанка, меня к себе в каморку ночью через него водила, но то он с ней меня не трогал, а без неё точно порвёт.

— Манька-то не заревнует? — с хитринкой покосился я.

— Ты это, Шелест, не надо ей о том знать. Это же для дела надо было, — всполошился парень.

— Что? Так крепко приворожила? — не смог сдержать я улыбки.

— Хочешь верь, хочешь не верь, а я по ней уже скучаю, — вздохнул парень.

— Отчего не верить, верю, конечно. Сколько в доме слуг?

— Служанка, повариха и муж её на все руки от скуки. Он и по хозяйству, и за конюха.

— Понятно. Что по второму?

— Дьяк тот сейчас в Москве. Ходит в карты играть в один дом. Сидит там до света. Ездит всегда в карете с кучером и парой лакеев. Но как по мне, то матёрые боевые холопы.

— Сейчас уже там?

— А где же ему ещё быть. Я тут парочку мальцов подрядил, приглядывают за ним.

— В доме когда спать ложатся? — сжигая бумажку на жировом светильнике, поинтересовался я.

— Через часок угомонятся…

Дом Шешковского располагался пусть и ближе к окраине, но в достаточно приличном районе. И, к слову, даже имел просторный двор за высоким забором. Ну вот как-то не приживаются на Руси эти лёгкие оградки из штакетника, через который видно всё подворье. В центре, где состоятельные владельцы выставляют напоказ своё благополучие, там да, но, опять же, высокая кованая ограда. А где поскромнее народ живёт, так и выпячиваться не любит. Вот и Степан Иванович из таких. Скромный, ага.

Бес подошёл к забору чуть в стороне, привлекая к себе пёсика. Тот быстро нарисовался рядом с оградой и начал басовито брехать. Я разогнался и с ходу взял высокое препятствие, приземлившись на мягкую траву. Четвероногий сторож тут же меня учуял и бросился на нарушителя. Но теперь уж без пустопорожнего брёха, а с утробным злобным рычанием.

Я выждал немного, подпуская его поближе, и только уверившись, что не промажу, ударил «Булавой». Плотный воздушный шар влетел точно в лоб, свалив пса как подрубленного. Тот даже не издал традиционного для собак скулежа. Присев над ним, положил пальцы на затылок и отправил его в нирвану. Он-то и так в отключке, но это другое. Заодно использовал на него «Лекаря», чтобы, когда очнётся, у него не обнаружились какие-либо повреждения.

Только после этого я проник в дом. Ничего общего с тем, как тыкался впотьмах в жилище Егорова, подручного волхва Седова. Теперь я имел местный аналог прибора ночного видения.