Шрифт:
Закладка:
– А где сейчас ваш шофер Геннадий? – спросил Станислав.
– Когда сообщили об убийстве в Кряжунове, он немедленно уволился и уехал в неизвестном направлении… – глядя куда-то в сторону, Игорянцев пожал плечами. – Скажите, мне могут предъявить обвинение по статье УК?
Опера на это озадаченно переглянулись.
– Ну, определенный момент, квалифицируемый как преступный сговор, в ваших действиях имеется, – Лев утвердительно кивнул головой, – но на что-то серьезное это не тянет. Вот если вдруг откуда-то вынырнет информация по поводу отравления профессора Платонова и появятся факты, подтверждающие вашу причастность, то тогда – да, вам не позавидуешь…
– Что вы, что вы! – Игорянцев испуганно замахал обеими руками и даже перекрестился. – Да не дай бог! Нет, нет, этого я не пожелал бы даже Рябинину, хотя, говорю об этом откровенно, его терпеть не могу…
Взяв у академика всю возможную информацию о его куда-то давшем деру шофере, в том числе и фото, имевшееся на бланке договора о трудоустройстве, приятели вышли на улицу.
– Ну и как ты думаешь, – вопросительно взглянув на Гурова, поинтересовался Стас, – Игорянцев к смерти Платонова причастен?
Немного подумав, тот неопределенно пожал плечами:
– В большей степени есть ощущение того, что его причастность или маловероятна, или вообще отсутствует. – Лев наморщил нос. – Вот ощущение того, что в ближайшее время он сам может проститься с этим миром – да, оно есть, и достаточно устойчивое. Ну а что? Игорянцев, можно сказать, провалил похищение артефакта, на который, следует думать, уже нацелилась верхушка секты-мафии. И этого, мне кажется, ему не простят… Надо созвониться с главком. Пусть объявят в розыск Лома, он же – Махалин Леонид Матвеевич, и Грушакова Геннадия Григорьевича…
Когда Гуров закончил свой разговор с главком, отправив туда снятое на камеру телефона фото Грушакова, его телефон тут же запиликал мелодию детской песенки о друге. Вольнов поинтересовался ходом расследования – судя по всему, и он сам, и его начальство очень даже заинтересовались историей с «кузнечиком». Выслушав предельно лаконичное сообщение Льва, он задумчиво протянул:
– М-да-а-а-а… О «Силе истины» я как-то уже слышал. Информация о ней к нам уже поступала. Но, скажу честно, даже не предполагал, насколько это серьезный и опасный противник. А он, надо понимать, о-очень опасный! Ну, что могу сказать? Как я вам уже обещал, погранслужбу и таможню мы напрягли по полной. Фотоснимки артефакта есть у всех. Шансы вывезти его за рубеж у похитителя невелики. Так что будем искать его в пределах наших границ. Значит, сейчас вы сосредоточились на розыске Махалина и Грушакова… Хорошо! Если у меня будет какая-то информация на этот счет – созвонимся!
Сунув телефон в карман, Гуров чуть развел руками.
– Все! – сокрушенно выдохнул он. – Мы попали в полосу полного штиля. Наши паруса висят как тряпки. Какое-то время придется ждать у моря погоды…
Крячко огляделся по сторонам и, с конфузливо-мечтательной гримасой на лице потерев живот, категорично объявил:
– А пойдем-ка в какую-нибудь приличную столовку и пожрем там от пуза! А то все эти дни мы как загнанные борзые. Глаза выпучены, язык на плече, желудок периодически пустой…
Лев взглянул на часы и согласно кивнул:
– Ну, насчет хорошо подкрепиться – я не против. Только насчет «периодически пустого желудка» ты уж не преувеличивай! В иные моменты наедались мы более чем плотно. Вон, видишь в той стороне, какая-то харчевня? Столовка не столовка, но поесть, я думаю, дадут.
И они поспешили к кафе с не вполне обычным названием «Ходячий анекдот». Войдя внутрь, они поняли, почему у этого заведения такое название: из динамиков включенной аудиоустановки дикторский голос непрерывно рассказывал посетителям анекдоты, в том числе и на общепитовские темы:
– …Официант, а почему это блюдо такое дорогое?
– Х-ха! Да у него одно название чего стоит!
– …Официант! Это чай или кофе? И почему у него привкус керосина?
– Керосина? Ну, значит, это чай. Наш кофе пахнет скипидаром!
– …Официант! Срочно! Зубочистку!
– Сейчас она занята, получите в порядке очереди!..
Слушая эти шедевры юмора как бы не середины прошлого века, Крячко широко улыбнулся.
– А ничего! – оценил он. – Хоть анекдоты и с нафталинчиком, но послушать можно.
Приятели заставили занятый ими столик тарелками со всякой снедью и, вооружившись ложками и вилками, начали свою трапезу. В этот момент, как всегда неожиданно, запиликал телефон Гурова. Звонили из информотдела главка. Выслушав сообщение, Лев положил гаджет на стол и пояснил выжидающе замершему Стасу:
– Сейчас сбросят досье на Махалина и Грушакова. И в течение ближайших минут их обоих объявят в федеральный розыск.
С миной недоумения на лице тот негромко осведомился:
– Ну, Махалина объявить в розыск – это понятно. А вот Грушакова? Он тоже подозреваемый?
– Ясное дело! – Лев не спеша порезал на тарелке бифштекс. – Махалина нанял Грушаков. А почему? Может быть, потому, что они подельники? И может быть, где-то сейчас они прячутся вместе? Грушаков – это очень темная лошадка, о которой мы не знаем вообще ничего. Как я понял из того, что нам рассказал Игорянцев, этот Геннадий возил его около двух лет. Но за это время академик узнать о нем смог только то, что Грушаков – его шофер. И – все! А с чего бы этому фрукту так скрытничать? Значит, ему было что скрывать!
– М-м-м! Слу-у-у-шай… – Станислав изобразил своей вилкой над столом нечто замысловато-витиеватое. – А не эти ли «силоистиновцы» чертовы приставили Грушакова к Игорянцеву типа как смотрящего. А? Ну на тот случай, чтобы при необходимости его было кому «убрать»?
– Трудно сказать… – Гуров положил вилку на край тарелки и некоторое время размышлял, подперев голову руками. – Нет, это маловероятно. Вот ничуть не удивлюсь, если вдруг окажется, что Грушаков и Махалин действительно подельники и что артефакт они заранее договорились реализовать, например, кому-то из российских богатеев.
– У-у-у… Это будет самое хреновое! – категорично определил Крячко. – Если на границе задержать крадунов шанс еще есть, то вещь, купленная отечественными жлобами, считай пропала навсегда. И тогда найти ее поможет только чудо.
– И еще… – Лев слегка постучал концом черенка вилки по столешнице столика. – Что-то у меня из головы не