Тимс схватил Юстина и повернул лицом к Ренрису, который в ту же секунду набросился на него.

– Где летопись?!

– Откуда мне знать?

– Где. Она. Незримый тебя ослепи.

Ренрис сжал кулак и замахнулся, готовясь ударить Юстина по лицу.

– О! Вспомнил! – улыбнулся Юстин. – Посмотри у себя в заднице, Ренрис.

И лицо обжег удар. Нос хрустнул, и звук этот эхом пронесся в ушах.

– Не шути со мной. Говори: где она?!

– Не жди от меня помощи, лучше сразу убей. Поверь, это решит все мои проблемы. Я только за. – Юстин откинул голову и посмотрел на Рупа. – Руп, поможешь? Я предпочитаю быструю смерть, но…

Еще один удар, но уже в скулу. И еще. И еще. Юстин не успевал отдышаться, не успевал прийти в себя, пока Ренрис без устали избивал его. Тимс держал Юстина, не давая ему упасть. Вдохнуть не удавалось, а из сломанного носа хлестала кровь, заливая рот. Теряя сознание, Юстин обмяк на руках Тимса, но, кажется, еще долго чувствовал, как Ренрис избивает его, лежащего на холодном полу.

Юстин проснулся на коленях Лирасы. Ее лицо кружилось перед глазами, нежные руки бережно вытирали кровь и гладили его волосы. Лираса напевала себе под нос.

– Вы проснулись и вновь оказались между моих ног, – ее голос вонзился в ухо будто лезвие, оглушая и причиняя боль. Но сил закрыть уши ладонями не было. Руки не слушались, как и все тело. – Выглядите ужасно, – хихикнула Лираса.

Юстин, проморгавшись, осмотрел ее: на шее виднелись следы от удушения, на щеке – свежий синяк, на треснувшей губе запеклась кровь.

– А себя-то видела? – говорить было почти пыткой.

Челюсть болела вместе с кровоточащими деснами.

– Зато я сплю на шелковой простыни, а не на сене в темнице. Надо же мне чем-то платить за это.

Лираса промокнула холодной мокрой тряпкой разбитую бровь и подула на нее, когда услышала, как Юстин зашипел от боли. Она была нежной, не такой, какой он ее видел в последнее время.

– Ты не заслуживаешь этого, – сказал он.

– Заслуживаю, красавчик. Вся моя жизнь – это пытка. И ей нет конца. Я родилась в борделе среди шелков, среди них и умру.

– Все женщины, которых я встречал, обладали властью и невероятной силой.

Юстин попытался встать, но тело свело – и он беспомощно упал на подстилку из сена. Грудь давило, и легкие были готовы разорваться от каждого вдоха. Любое движение причиняло боль, и тело Юстина горело так же неистово, как дома на улицах Эверока.

– Моя сила в том, что я повинуюсь мужчинам.

Лираса аккуратно обхватила голову Юстина и дала выпить странной горькой воды, от которой сразу защипало язык и десна. Прополоскав ей рот, Юстин с трудом, но все-таки проглотил отвар. Теперь, кажется, защипало и горло, и желудок, в котором бушевала изжога.

– Ты не права, Лираса, – кряхтя, ответил Юстин. – Это мужчины повинуются тебе. Ползают перед тобой, заискивают, умоляют удовлетворить их.

– Но в конечном счете на коленях в спальне перед ними стою я.

Лираса поднялась на ноги, отряхнула грязную юбку и, взяв ведро с водой, вышла из клетки.

– Вся сила у тебя, Лираса. Не у них. Подумай над этим.

– Отдыхайте, свергнутый король. И не тревожьтесь о чужой силе. Тревожьтесь о своей.

Глаза начинали слипаться, а сон медленно тянул Юстина в свои объятия.

– Я дала вам лекарство. Оно поможет уснуть.

Звук шагов Лирасы удалялся вместе с эхом ее голоса. Юстина мутило, голова кружилась, а в ней зазвучал знакомый шепот сэтхов, которые наконец начали пробуждаться.

«Скоро пророчество сбудется…» – болтала Похоть.

«Месть свершится, и предатель ответит за содеянное», – вторило ей Тщеславие.

– Мои люди умирают! Солнце нещадно выжигает мой город. У нас нет воды, нет свежего ветра… Нет еды… Защити мой народ, Рэй. Помоги им.

Сэтил стоял, уперевшись руками в мраморный стол. Круглую комнату освещали парящие в воздухе свечи. Эвер игралась с огоньком и, хихикая, посматривала на Ара. Он дирижировал воздухом, который перебирал длинные волосы святой, щекотал ей щеки и то и дело отнимал свечу, которую она хотела поймать.

– Прекратите ребячества! – гаркнул Рэй.

Он скрестил руки на груди и посмотрел на Сэтила в попытке понять, правду тот говорит или лжет.

– Зачем людям олхи, который не способен их защитить? – Ар опустил кулак, и свеча упала на пол. – Зачем людям сэтхи, которые вместо спасения даруют смерть?

– Ар прав, Сэти. – Эвер изящно подошла к столу и провела рукой по мрамору. – Ты сам во всем виноват. Я права, Рэй?

Пальцы Эвер заскользили по плечам Рэя и утонули в белой шкуре. Но он резко смахнул руку Эвер и нервно зашагал по комнате.

– Мои сэтхи не трогают людей.

Из-за спины Сэтила выглянули три тени. Они прятались за ним, боясь лишний раз показаться из темных углов богу справедливости.

– Они избавляют от грехов, но не убивают. – Сэтил начинал злиться из-за того, что его не понимают и не слышат. – А трупы среди песков высушены до костей. Из них будто высосали всю кровь и вытащили органы, оставив лишь скелет, обтянутый кожей.

– Кому нужно убийство твоего народа? – Рэй почесал бороду.

– Уж точно не мне, – кинул Сэтил.

Эвер хихикнула и плавно, словно не касаясь ногами пола, подлетела к Рэю.

– Я боюсь, что тени Сэти доберутся и до моих людей. – Она впилась в Рэя жалобным взглядом.

– Или, что еще хуже, доберутся до нас, – вставил Ар, который с интересом смотрел на ночное небо за окном.

Рэй нахмурился. В его глазах промелькнул страх.

– Они… они правы, Сэтил. Твои сэтхи опасны.

Тени кружили около своего хозяина. Боялись и злились вместе с ним.

– Я же сказал, что это не они! – закричал Сэтил. – Ни я, ни сэтхи не убивают народ! Это что-то другое! Кто-то… другой.

Ар оторвался от звезд, подошел к Рэю и прошептал что-то ему на ухо. Рэй, внимательно слушая, кивал.

– Кто еще может высосать душу из тела, Сэти? – Эвер села на стол рядом с ним. – Только тьма. Твоя тьма, – она ткнула пальцем Сэтила в грудь. – Она подвластна лишь тебе. Так приструни ее.

Эвер игралась с кулоном на шее Сэтила и, пальцами лаская шею олхи, смотрела прямо ему в глаза. По коже Сэтила бежали мурашки, а все его мысли занимало гибкое тело, которое он хотел раздеть прямо на этом столе.

– Но если тьма тебе неподвластна, так отдай свой дар мне. Отдай свой камень мне, – голос Эвер, нежный и тягучий, словно мед, вливался в уши. – Стань смертным в постели святой. Даруй мне свою свободу.

Она очертила его скулы и, спрыгнув со стола, наклонилась к его губам.

– Тьма опасна, и только ты за нее в ответе, – почти целуя его, шептала Эвер.

– Кхм-кхм, – отвлек их Ар. – Я не готов наблюдать за вашими мерзкими лобызаниями в священном месте.

Эвер отошла от Сэтила, и воздуха в комнате будто стало больше. Похоть, ерзающая за столом, недовольно шепнула, что он не должен идти у Эвер на поводу, и Тщеславие, возникшее рядом, гордо подтвердило это.

– Я даю тебе время до месяца Аметиста, Сэтил, – заговорил Рэй, и сэтхи содрогнулись, боясь услышать его вердикт. – Если ты не приручишь свою тьму и если погибнет еще хоть один человек, я свергну тебя и сэтхов. Ты понял меня?

– Рэй! Ты знаешь правду! – крик Сэтила смешался с хихиканьем Эвер. – Ты знаешь, что я не виноват!

– Три голоса против одного, – ехидно произнес Ар. – Трое святых против тьмы.

Олхи покинули круглую комнату, оставив в ней лишь одного святого с тенями, которые, кажется, уже знали, чем все закончится. Как и Сэтил.

Сэтил никогда не был в Арасе. Страна с влажным воздухом, поющим бамбуком и длинными горными реками сильно отличалась от привычной Сэтилу пустыни. Ар жил в роскошном дворце с сотнями комнат и длинными коридорами, в которых днем и ночью мельтешили слуги. В залах пахло благовониями и цветами магнолии, растущими на заднем дворе. Там, в одной из беседок посреди озера, сидел Ар, и съёни[8] подносили ему сладости, наливали чай и покорно ждали новых указаний. Тогда Сэтил впервые увидел лебедей. Они, сложив длинные шеи, спали у камышей рядом с берегом. Лебеди не испугались гостя, который с интересом рассматривал сад и высокие резные крыши беседок. Сэтил крутил головой и удивлялся красоте этого места. Аккуратной и белоснежной одежде слуг, острым катанам стражников и выбору еды, разложенной на круглом столе. Всё это было чуждо Сэтилу, живущему в жаркой пустыне, где каждый ломтик финика и высушенного мяса был на счету. Где солнце лучами пронизывало глиняные дома и полуразрушенный из-за бурь и смерчей замок. Но сейчас