наполняла ненависть, тело – гнев, а душу – гордость. Моей целью была месть. За тебя и родителей. За Юри и детей, оказавшихся в клане. Но таков ли мой истинный путь? Я отказался от многого в своей жизни и о многом теперь жалею. Я был бесстрашным воином. Озлобленным и бесчувственным. Но что-то в моей жизни пошло не так. И впервые я испытал что-то, помимо злости. Я испугался, Тэм. Что останусь один. И человек, дорогой моему сердцу, будет расплачиваться за эту ошибку вместо меня. Я испугался, что потеряю того, кого поистине люблю. Я испугался… смерти. Я часто вспоминаю тот день. День, когда я обменял твою жизнь на свою. – Шисуно громко сглотнул, но, зная, что ему нельзя останавливаться, иначе палочки догорят быстрее, чем он дочитает до конца, продолжил: – Я помню твои глаза, помню кровь, текущую по моим рукам, и помню слова, произнесенные тобой напоследок: «Ты наконец-то вернулся домой». Ты отдал свою жизнь святому не для того, чтобы я за тебя отомстил. Ты не хотел бы этого, Тэм. Я знаю. Поэтому прости, что предал память о тебе и сбился с пути. Сейчас я обещаю, что дострою ту каменную дорожку, по которой лягушка будет возвращаться к карпу. И отныне я больше не буду одинок.

Шисуно наконец выдохнул, а палочки благовоний уже дотлели до конца и рассыпались в руке. Он поджег письмо – и ветер, подхватив пепел, унес его вдаль. В иной мир, где Тэмишо ждал Соно.

Шисуно сел на скамью. Они долго молчали, думая о своем. Вдыхали свежий воздух и слушали сверчков у пруда.

– Спасибо, что признался, Соно. Я ценю твою честность. Наверняка тебе было сложно говорить о таком.

В его голосе не слышалось злости. Казалось, Шисуно даже не был расстроен. Он отчего-то улыбался, глядя на звезды.

– Мне было важно знать, что ты был рядом с Тэмом в его последнюю минуту, – по его щеке скатилась слеза. – Спасибо, что проводил его душу. Спасибо, что помнил о нем как о хорошем человеке.

– Ты совсем не злишься на меня? – Соно непонимающе смотрел на Шисуно.

Он ждал чего угодно, но не этого. Готовился к крикам, оскорблениям и побоям. Ждал, что Шисуно его прогонит и проклянет, но тот продолжал улыбаться и подставлять лицо лунному свету.

– Мой сын помог принять тебе решение. Благодаря ему ты ступил на правильный путь. Значит, Тэмишо умер не зря. Значит, твоя душа важнее его и святые уготовили для тебя другую участь.

– Но…

– Все хорошо, мой мальчик. Все хорошо. – Шисуно вытер слезы. – Знаешь, к моему сыну редко приходят гости. Давай побудем с ним еще немного?

Соно кивнул и молча уставился на звезды. Месяц Гончей подходил к концу – созвездие Аметист медленно двигало небосвод. Лишь одна ярко сияющая звезда оставалась на своем месте в любое время года. Юриэль сверкала недалеко от луны, а рядом с ней – звезда, которая носила имя Соно. Он смотрел на них и расплывался в улыбке.

Уходя, Соно услышал шум воды в пруду и громкое кваканье лягушки, провожающей своих старых друзей. Но, обернувшись, Соно увидел лишь качающиеся от ветра кусты и брызги от удара хвоста нырнувшей на дно рыбы.

Глава 17. Юриэль

Чего Юри не хватало все это время, так это арасийской бани с густым паром, маслами и горячей водой. В Рокрэйне мыться было настоящим испытанием. В еле теплой комнате, где над огнем в металлическом ведре грелась вода, она дрожала от холода, черпая ковшом кипяток. Его приходилось разбавлять холодной водой, которая выплескивалась и попадала на кожу. Чтобы нормально промыть волосы, требовались как минимум час и четыре ведра, два из которых – со снегом. Снег топили на огне и без конца помешивали, а стоило отвлечься, как нижний слой оттаивал, испарялся и дно начинало гореть. Так Юри испортила пару-тройку металлических ведер. Да и одежду стирать в таких условиях было сложно. Легче все выкинуть и сшить по новой.

Другое дело – арасийская баня. Купель у Шисуно, как у главного рётоку, была большой и сделанной из дерева, которого Юри раньше не видела. Раскаленные камни в печи грели воду. Она почти обжигала, но Юри быстро привыкла к высокой температуре. Тело расслабилось, а вместе с потом, казалось, медленно смывались с кожи и грехи, смешанные с солью.

Мочалка едва справлялась с толстым слоем грязи, наросшим на теле за время путешествия. Запутанные волосы, которые Юри давно не могла как следует расчесать, наконец стали шелковистыми и мягкими – все благодаря рисовой воде и специальным маслам.

Запах в бане навевал приятные воспоминания. Древесный богатый аромат, немного хвойный, немного смолистый, успокаивал, а еле уловимый шлейф свежего с кислинкой лемонграсса, наоборот, бодрил и придавал сил. Этот запах был знаком не только потому, что в «Или» Хикаро готовил для своих учеников такую баню, но и потому, что так пах сам Соно. Его кожа, руки, шея, волосы. Каждый раз, когда Юри обнимала его, нос щекотал древесный свежий аромат. Будто Соно, вечно пропадающий в лесу, стал его частью. Слился с ним и впитал запахи листьев, мха, земли и смолы, стекающей по стволам деревьев.

После бани служанка подала зеленый чай и бобовый десерт. Укутанная в хлопковые полотенца, Юри сидела в главной комнате и грелась в лучах заходящего солнца. На окно пару раз приземлялся сокол – продемонстрировать трупы пойманных мышей – и улетал куда-то вновь. Юри подумывала дать ему имя, но боялась слишком привязаться к птице, а потому то и дело отказывалась от этой мысли.

Юри долила себе остатки чая и, опершись спиной на стену, сделала глоток. Фарфоровое блюдце звонко цокнуло, когда она вернула чашку на стол. Горячая баня и аромат масел, пропитавших кожу и волосы, так расслабили тело и разум, что Юри не заметила, как закрыла глаза.

Этой ночью впервые за долгие годы она спала крепко и не видела снов. Но стоило Соно уйти в храм, а Юри расслабиться после бани и остаться наедине с собой, как тревожные мысли вновь вернулись. Больше всего ее пугала неизвестность. Юри не знала, что ждет ее дальше. Она устала слепо доверять другим и устала думать о брате, которого хотела спасти. Юри будто перестала сама вершить свою судьбу и, потеряв бдительность, лишилась всего. Эвона, отправившегося в пустыню, Соно, решившего со всем покончить, и брата, жизнь которого зависела от нее. Поэтому Юри вовсе не удивилась, когда во сне в Рокрэйне увидела Юстина.

Исхудавший, он сидел в углу их детской комнаты. Прятал лицо в коленях и, всхлипывая, трясся всем телом. Вокруг, как обычно, были разбросаны тряпичные куклы Юри и деревянные фигурки Юстина. Незаправленные кровати стояли на своих местах: у окна и шкафа. Комнату освещала единственная свеча, стоявшая у ног Юстина. И стоило Юри сделать шаг к нему, как дверца шкафа со скрипом открылась. Юстин вздрогнул и кинул взгляд на сестру. Он смотрел долго – то ли не узнавал, то ли не верил своим глазам. Угрюмость сменилась удивлением, а удивление – испугом.

– Юстин, это я. Юриэль, – Юри заговорила первой, но не решилась сделать еще один шаг.

– Н-е-е-ет… – протянул он.

Его голос был надломленным. Наполненный ужасом, он не был похож на тот, властный и грозный, который Юри слышала на главной площади Эверока. Перед ней сидел не злобный король западной страны, а старший брат, нуждающийся в помощи.

– Ты вырос очень красивым. У тебя папин нос и подбородок.

– Замолчи… – жалобно попросил Юстин.

– Ты не узнал меня?

– Замолчи!

Он вжался в стену и закрыл уши ладонями.

– Сколько можно мучить меня? Хватит, прошу!

– Кто мучает тебя? – Юри шагнула к нему.

– Стой! Стой! Не подходи, стой! – закричал Юстин, размахивая перед собой руками. – Уйди… уйди из моей головы, прошу! – Он опять зажмурился и, обняв себя, лег на пол. – Уйди… уйди… я так больше не могу…

– Юстин, я не понимаю. – Юри замерла, боясь напугать его еще сильнее. – Это же я, твоя сестра.

– Нет! Это обман! Меня снова обманывают!

Юстин плакал. Его тело дрожало, а тьма вокруг него то сгущалась, то исчезала.

– Я могу помочь тебе? – прошептала Юри, дождавшись, когда он хоть немного успокоится.

Его дыхание стало ровнее, а по лицу перестали течь слезы, но он все еще боялся посмотреть на нее.

– Мне никто не может помочь. Я не хочу новых сделок!

– Сделок?

– Святым нельзя доверять…