От монастыря, значит.

— Хорошо, — соглашаемся мы. — А кого выбирать в заседатели?

— А кого хотите, того и выбирайте.

Выбрали меня, Груздева Павла Александровича. Надо еще кого-то. Кого? Ольгу-председательницу, у нее одной были башмаки на высоких каблуках. Без того в заседатели не ходи. Мне-то ладно, кроме подрясника и лаптей, ничего. Но как избранному заседателю купили рубаху хорошую, сумасшедшую рубаху с отложным воротником. Ой-й! зараза, и галстук! Неделю примеривал, как на суд завязать? Словом, стал я судебным заседателем. Идем, город Молога, Народный суд. На суде объявляют: «Судебные заседатели Самойлова и Груздев, займите свои места». Первым вошел в зал заседания я, за мной Ольга. Батюшки! Родные мои, красным сукном стол покрыт, графин с водой… Я перекрестился. Ольга Самойлова меня в бок толкает и шепчет мне на ухо:

— Ты, зараза, хоть не крестися, ведь заседатель!

— Так ведь не бес, — ответил я ей.

Хорошо! Объявляют приговор, слушаю я, слушаю… Нет, не то! Погодите, погодите! Не помню, судили за что — украл он что-то, муки ли пуд или еще что? «Нет, — говорю, — слушай-ка, ты, парень — судья! Ведь пойми, его нужда заставила украсть-то. Может, дети у него голодные!»

Да во всю-то мощь говорю, без оглядки. Смотрят все на меня и тихо так стало…

Пишут отношение в монастырь: «Больше дураков в заседатели не присылайте». «Меня, значит», — уточнил батюшка и засмеялся.

Случай этот произошел уже незадолго до закрытия монастыря — году в 1928-м, Павлу Груздеву шел восемнадцатый год. Вернувшись на родину из Саратовской губернии, семья Груздевых долгое время бедствовала: «Тятя ночь караулил деревню — ночной сторож, день плел лапти, а мама ходила по деревням и продавала, этим кормились».

«Нищие и голодные, — вспоминал отец Павел, — а всё равно 3 марта 1921 года родился брат Алексей». Постепенно, многими трудами, дела Груздевых стали выправляться — летом 1921 года «хлеба намолотили, картошки накопали и сена накосили да еще стог продали и в деревне Новоселки у Миши Клопика купили телушечку».

«Тятя напилил в лесу бревен, как вывезли — не помню, дали ободворину, стали строить свой дом. Тятя устроился по специальности в мясной магазин продавцом. На Покров 1926 года перешли в свою хату. За этот период народились и в детстве померли Борис 19 июля, а Вера 15 августа, в каком году — запамятовал». Сам Павел все время своего отрочества жил в монастыре, домой приходил на побывку, в родной деревне его дразнили «попом». Отец Александр Иванович, будучи очень верующим человеком, поддерживал сына, мать частенько ворчала — она смотрела на жизнь здравым крестьянским взглядом, раз уж пошли такие времена, что Церковь не в чести, чего уж лоб разбивать. Живи себе по труду, по совести — необязательно ведь в монастыре. «Не ходи, Павло, в монахи, — уговаривала Александра Николаевна сына. — Я тебе гармонь куплю».

Дома Павлушу всегда ждали из монастыря. Мать, бывало, устанет, отец ей: «Ты бы приготовила чего-нибудь». «Вот придет кулинар из святой обители, он сделает». С детства любил о. Павел приготовить что-нибудь повкуснее своими руками, накормить всех.

Недаром старухи в Верхне-Никульском рассказывают, как мама звала его «дрыбаник». Руками все делал, руками и подавал. Вот, иные говорят, что благодать была у него в руках — а благодать-то эта от природы, от любви к жизни, оттого, что не брезговал никаким трудом. «Все время говорил, что «я люблю навоз брать руками», — вспоминает его духовный сын.

С навозной лепешкой связан один забавный случай. Пришел как-то раз Павел из монастыря домой на праздник. А его младшего брата Лешку побил какой-то мальчишка. И тот — ну, кому жаловаться — Па́нушке. Вот, обидел такой-то. Па́нушка пошел разбираться.

Взял, говорит, я лепешку коровью, а мальчишка увидел, почувствовал момент, что сейчас будут казнить и побежал. Панушка за ним. Мальчишке куда бежать? — он домой. Влетает в избу, а там стол празднично накрыт, все родственники сидят, идет застолье. Мальчишка-то влетел, и Панушка за ним. И на глазах у всех родственников, у родителей, этой коровьей лепешкой я, говорит, размазал по нему с удовольствием: «Не обижай Лешку!»

Воспитывался Павлуша Груздев в монастыре, но дом и родных своих очень любил. «Домашний он был человек», — говорит об о. Павле его младший брат Александр (Шурка). И родня груздевская вся очень интересная. Вот, например, бабушка Марья Фоминишна, отцова мать — она была хозяйкой деревни. Так назывался человек, к которому все обращались за советом, — деревня Большой Борок и еще более десяти деревень — т. е. вся Кулига. На праздник, бывало, мать Александра Николаевна стряпает для гостей пироги, а бабушка: «Я для нищей братии готовлю». Браги поставит, хлеба напечет, за баней столик накроет, приглашает нищую братию. «У нас дома все родственники сидят, — рассказывал о. Павел, — а за баней чуть не пляска, братия гуляет с бабкой». Такой была Марья Фоминишна. Отец Павел все время потом поминал родителей ее — Фому и Анну, братьев и сестер — монахиню Евстолию, инокиню Елену, Феодора, Анну, Евдокию, Михаила, Параскеву, Илию и саму бабку Марию…

Вообще Груздевы, породненные с Афанасьевским монастырем, были частыми гостями у игуменьи Августы, особенно отец, Александр Иванович. И игуменья, чем могла, помогала большой груздевской семье — то семян даст для посева, то лошадь. Игуменья Августа и документы оформляла на Павла Груздева — так же, как и на других насельников монастыря, но, бывало, год припишет или, наоборот, отнимет — кому для пенсии, кому еще для чего.

По записи игумении Августы в паспорте Павла Александровича Груздева значился год рождения 1911-й, 3 августа. Но о. Павел говорил, что он родился 3 (16) января 1910 года, по другим сведениям — 10 (23) января 1910 г., во всяком случае, своим Ангелом он называл преподобного Павла Обнорского, и день Ангела праздновал 23 января по новому стилю. В доме Груздевых в Тутаеве сохранился фотоальбом с выгравированной надписью «в день Ангела 23 января 1959 года», подаренный отцу Павлу незадолго до его пострижения в монашество. А когда Павел Груздев