порядок планет подразумевает еще одно — чрезвычайно важное обстоятельство: круговое движение планет, без которого он просто не имеет смысла. Круговое движение Солнца, — Луны и звезд постулировала уже система Анаксимандра, но перенесение, его на планеты было смелым шагом, ибо их видимое движение в отличие от Солнца и звезд круговым не является. Вероятно, пифагорейцы и здесь руководствовались соображениями симметрии, стремясь упорядочить движение всех небесных тел по одному принципу.

Круговое движение планет в раннепифагорейской системе вытекает не только из их расположения. На этот счет, имеется и несколько свидетельств. В трактате Гемина (I в.) «Начала астрономии» мы читаем: «В основании всей астрономий лежит гипотеза, согласно которой Солнце, Луна и пять планет движутся с равномерной скоростью по кругам, в направлении, противоположном движению космоса (т. е. звездной сферы. — Л. Ж.). Первыми к этой проблеме подошли пифагорейцы, предположив, что движение Солнца, Луны и планет является круговым и равномерным» (Eisag. I. 19). Теон Смирнский со ссылкой на комментатора платоновских диалогов Адраста (II в.) приписываем открытие равномерного кругового движения планет самому Пифагору (Ехр. Р 150.12).

Отражение этого же взгляда можно найти и у Алкмеона, объяснявшего бессмертие души тем, что она подобно всем божественным небесным телам, находится в постоянном движении (24 А 12). В данном контексте это движение не может быть никаким иным, кроме кругового{160}.

Разумеется, ранние пифагорейцы не могли еще объяснить явное противоречие между постулируемыми круговыми орбитами планет и многочисленными нерегулярностями их видимого движения: остановками, поворотами, попятным движением и т. д. Не давала этого объяснения и система Филолая. Но оценить пр достоинству всю глубину и ценность пифагорейской геометрической модели можно, лишь проследив ее дальнейшую судьбу.

Впервые к объяснению видимого движения планет с помощью круговых орбит приблизился гениальный математик и астроном Евдокс. В его кинематической модели каждой планете было придано четыре сферы, комбинация движения которых создавала так называемую гиппопеду — математическую кривую, сходную с наблюдаемым движением планеты. Будучи первой научной астрономической теорией, система Евдокса не могла, разумеется, объяснить все аномалии в движении планет. В III в. до н. э. она была заменена эпициклической моделью, созданной Аполлонием из Перги, которая легла в основу системы Гиппарха, а затем, с некоторыми модификациями, и Птолемея. Во всех этих системах оставался, однако, неизменным главный принцип: объяснение видимого нерегулярного движения планет или, как говорили греки, «спасение явлений», должно опираться на постулат об их равномерных круговых движениях. Этот принцип сохранялся и в системах Коперника и Галилея, и только Кеплер, опираясь на данные многочисленных наблюдений Тихо Браге, сумел доказать, что планеты движутся не по кругу, а по эллипсу.

Учение о небесной гармонии

Говоря об отдельных сторонах раннепифагорейской астрономии, мы до сих пор не касались вопроса о. том, были ли все эти идеи и представления сведены в единую модель космоса. Как мы знаем, в последней трети V в. до н. э. Филолай выдвинул собственную астрономическую теорию, которая была уже не геоцентрической, но еще не гелиоцентрической. Введение Гестии и Противоземли, превращение Земли из центра вселенной в одну из планет, вращающихся вокруг Гестии, — все эти нововведения совершенно определенно говорят о том, что системе Филолая предшествовала другая геоцентрическая система{161}. Ее основные контуры должны были сформироваться еще во времена Пифагора, но в течение первой половины V в. до н. э. подвергались, вероятно, некоторым изменениям. К сожалению, до сих пор не удается установить, в каком именно сочинении была зафиксирована эта система и кому из ранних пифагорейцев оно принадлежит. В отличие от истории математики и акустики, где все-таки есть возможность выявить индивидуальный вклад отдельных представителей школы, в изложении пифагорейской астрономии нередко приходится говорить о неких анонимных пифагорейцах. Важно только помнить, что анонимность эта связана в, первую очередь с особенностями наших источников. Если бы до нас дошла не пара отрывочных фрагментов «Истории астрономии»» Евдема, а хотя бы ее первая книга, если бы Аристотель, явно знакомый с ранней геоцентрической системой, хотя бы один раз упомянул, из чьего сочинения он узнал о ней, большинство неразрешимых ныне вопросов отпало бы само собой. Увы, Аристотель предпочитал приписывать ее просто «пифагорейцам», а его комментаторы, сообщая некоторые важные подробности, никаких имен не приводят. Все это придает раннепифагорейской астрономии ту анонимность, в которой сами пифагорейцы, может быть, меньше всего повинны.

Помощь в реконструкции геоцентрической системы приходит с неожиданной стороны. Мы имеем в виду то учение, которое принято называть «гармонией сфер», хотя применительно к пифагорейцам это не совсем точно. И Платон, который воспринял и развил это учение в диалоге «Тимей», и Аристотель, всячески стремившийся его опровергнуть, говорили просто о небесной гармонии. У нас нет свидетельств о том, что Пифагор и его ученики представляли себе планеты, Луну и Солнце прикрепленными к сферам. По всей вероятности они говорили только о двух сферах: земной и сфере неподвижных звезд, а все остальные тела представляли свободно вращающимися по своим орбитам. Связь движения планет со сферами прослеживается только с IV в. до н. э., а перенесение понятия «гармония сфер» на пифагорейскую теорию произошло еще позже.

Что же известно о небесной гармоний? Вот что пишет о ней Аристотель. «Теория, согласно которой движение светил рождает гармонию, т. е. что издаваемые ими звуки объединяются в созвучные интервалы, при всей привлекательности и оригинальности все же не верна. Некоторые полагают, что движение столь огромных тел, по необходимости должно производить звук, поскольку его производят земные тела, ни по размерам, ни по скорости движения не сравнимые с небесными. И если Солнце, Луна и все звезды столь большие по числу и величине, движутся с такой скоростью, то не может быть, чтобы они не производили звука величайшей силы. Исходя из этого, а также из того, что скорости светил, соответствующие их расстояниям [от Земли], имеют отношения, созвучных интервалов, они утверждают, что из кругового движения светил возникает гармоническое звучание. А поскольку нелепо представить себе, чтобы мы этого звучания не слышали, они, объясняют это тем, что звук присутствует с самого момента нашего рождения и потому неотличим от противоположной ему тишины: ведь звук и тишина распознаются по их отношению друг к другу. Поэтому с людьми происходит то же самое, что и с кузнецами, которые вследствие привычки к грохоту его не замечают» (О небе. 290 b).

Вопреки взглядам (основанным на Порфирии и Ямвлихе) о том, что небесная гармония — это некая мистическая доктрина, Аристотель представляет нам, в сущности, физическое учение. Не бывает звука без движения — утверждали пифагорейцы еще со времени Гиппаса (18 А 13). Следовательно, не