Именно Олька придумала ставить блюдечко с молоком для Муськи возле перевязочной. Когда к нам привозили очередных раненных немцев, собиралась целая толпа наших солдат и все со смехом смотрели на очередной «акт кошачьего патриотизма». Муська никогда не ошибалась. Она терпимо относилась к нашим раненым, могла позволить взять себя на руки (правда, не всем), но близость немецкого солдата превращала ее в маленького, свирепого зверя.

После нескольких замечаний Марины Георгиевны Олька чуть поумерила свой пыл, но «акты» все-таки продолжались. Муська быстро стала всеобщей любимицей и когда в медсанбат приезжал командир дивизии, даже он интересовался проделками Муськи. Ну, а та, кроме всего прочего, хорошо отличала большое начальство от всех прочих и когда генерал брал ее на руки, приветливо мурлыкала и всем своим видом давала понять, что ей приятна грубоватая ласка.

— Подхалимка ты, генеральская, — чуть позже вычитывала Муське Марина Георгиевна. — У меня целое море проблем, которые нужно обсудить, а ты с генералом заигрываешь и его от дела отрываешь.

— Нет, Муська все правильно делает, — возражала Олька. — Раскиснет генерал от кошачьей ласки — и берите его тепленьким.

— Генералам нельзя быть тепленькими на войне, — говорила Зоя. — Я уже бинты стирать замучалась, а новых дают мало. Кроме того, мыло вот-вот кончится…

Во время таких разговоров Муська посматривала наверх, словно силилась понять, о чем говорит наша «майорша», и терлась о ее ногу.

— Не подлизывайся, пожалуйста! — Марина Георгиевна осторожно отстраняла кошку в сторону.

Строгая, а иногда даже желчная Марина Георгиевна умела производить сильное впечатление не только на раненых и своих подчиненных, но даже на начальство. Муська неохотно подчинялась, но ее все чаще можно было увидеть рядом с командиром МСБ…

… Уже летом очередной наш переезд с одного места дислокации на другое завершался, примерно, такими диалогами.

— Ну, все готово, что ли?..

— Все.

— Шурочкина, а кто в прошлый раз автоклав в кустики поставил и чуть его не забыл? Еще раз спрашиваю, точно все готовы?

— Точно, товарищ командир.

— А Муську взяли?

— Да разве ее забудешь?!..

Муська всегда предчувствовала переезды и заранее занимала свое место. Она вообще многое предчувствовала и даже бомбежки. Ее излюбленным средством передвижения был грузовик, нагруженный матрасами и подушками. А Марина Георгиевна отдавала приказ к началу движения только после того, как заглядывала в этот кузов.

Когда осенью у Муськи появились котята — целых три штучки! — у нее возникла масса проблем, ведь мама-кошка всегда сама «грузила» котят в кузов.

— Да не вертись ты под ногами! — прикрикивала на Муську Марина Георгиевна, когда перед ней проскакивала озабоченная Муська с котенком в зубах. — Зоя, помоги ей, пожалуйста!..

— Она последнего несет, товарищ майор.

— Мне бы Муськины проблемы, — чуть улыбалась Марина Георгиевна. — А то ведь пока вас всех по машинам рассуешь, потом отдохнешь только во время бомбежки.

Муська подпускала к котятам только Марину Георгиевну и Зою. Это немного обижало Ольку, но потом, когда котята подрастали, Муська все-таки разрешала и Ольке подержать на руках крохотного, полуслепого котенка.

… А Зоя, вообще была удивительным человеком… Она, единственная из нас, не была комсомолкой и носила на груди маленький крестик. Удивительно, но ее никто и никогда не пытался «распропагандировать», даже наша «комиссарша» старший лейтенант Вика Клюева.

— Зое пачку папирос перед операцией доверить можно, — говорила она. — И из пачки не пропадет ровно половина.

— Зойке хорошо, она не курит, — оправдывалась Олька. — И вообще, она никогда не нервничает, ни под артобстрелом, ни во время операции. А значит ее совсем не тянет к чужим папиросам.

— Зоя еще и не пьет. А, между прочим, кто позавчера с подружками двух выписанных лейтенантов на «пикник» со спиртом пригласил?

— Так ведь всего на часик, Виктория Семеновна! — Олька молитвенно прижимала к груди руки. — И наши девочки к спирту совсем не прикасались. Понимаете, один лейтенантик Наде Кузнецовой предложение сделал… Ну, и не могли же мы отпустить его просто так, без крохотной помолвки.

— Ерунду вы говорите. Лучше с Зои пример берите.

— Зойке хорошо, она замужем и у нее дочка есть.

Такие разговоры обычно заканчивались криком:

— Рядовая Симонова!.. Смирно! Если вы не замужем, не верите в бога, и нервы у вас как у дамочки из кордебалета, это еще не значит, что вам все позволено. Вам даже Муську доверить нельзя.

— Подумаешь!.. — ворчала позже Олька. — Между прочим, это я Муську спасла, а не вы все.

К расстроенной Ольке подходила Зоя. Она тихо смеялась, целовала подругу в щеку и, сев рядом, гладила по голове. А Муська прыгала к Зое на колени.

— Опять к тебе, а не ко мне! — ворчала Оля.

Однажды, когда к нам снова привезли сильно помятых разведчиками «языков», какой-то наш раненый, не дождавшись пока кто-то из немцев захочет погладить Муську, взял кошку в руки и бросил ее на грудь немцу. Муська страшно зашипела и в кровь расцарапал пленному лицо. Но в этот раз никто из находившихся рядом не засмеялся.

Узнав об этом инциденте, Марина Георгиевна накричала на раненного и уже завершая свою гневную отповедь, сказала:

— Будь моя воля, ты пошел бы у меня в штрафбат, живодер.

… Зоя погибла в январе 1945 года вблизи Будапешта. Она со старшиной Копеечкой и парой солдат уехала за продуктами и медикаментами и на обратном пути, — всего в ста метрах от нашего медсанбата — их группа нарвалась на выходящих… или, не знаю, как сказать… на выползающих?.. из окружения эсэсовцев. Столкновение вышло неожиданным, чуть ли не нос к носу, и в итоге получилась не столько перестрелка, сколько страшная рукопашная схватка. Зою ударили ножом в живот и после боя ее принес в санбат на руках старшина Копеечка.

Перед операцией Зоя отдала свой крестик Марине Георгиевне.

— Мне все-таки повезло, — сказала Зоя.

— Повезло в чем? — глухо, не гладя ей в глаза, спросила Марина Георгиевна.

— У меня еще есть