на Земле миллиард лет назад? Только-только начали формироваться многоклеточные организмы, а бактерии учились вырабатывать кислород. Наша Земля вообще была похожа на ледяной шарик и лежала под толстой коркой льда. Ученые плохо представляют, какой именно тогда была жизнь. Теперь подумайте, неужели такой период времени кому-то может показаться незначительным?..

И вся эта чудовищная, по сути, космическая катастрофа уместилась всего в четыре года Великой войны…

2.

… Уже позже девочки шутили, что Муську вынесли с поля боя вместе с ранеными бойцами. Но все, конечно же, было совсем не так. Муська, — страшно худющий котенок-подросток месяцев четырех-шести, — просто вцепилась в ватник на груди Ольки, и та сначала не заметила легковесный комочек. Или она перепутала его с шерстяными варежками, которые запихнула за полу ватника. Наверное, котенок как-то смог подобраться совсем близко, когда наша батальонная красавица Олька, лежа на земле, перевязывала очередного раненого. Шел снег, было уже темно и недавнее поле боя лениво обстреливали немецкие минометы. Наши танки и пехота прорвали первую линию немецкой обороны, и пытаясь разозлить немцев и спровоцировать их на контратаку, растеклись на фланги. Перед нами лежала примерно двухкилометровая полоса «ничейной земли». Она охватывала нас полукругом и, если бы вперед пошла только одна немецкая рота, нас просто перестреляли. Причем, перестреляли как бы между делом и с глумливыми шуточками. Я попала на фронт осенью сорок второго, но те, кто начинал войну в сорок первом рассказывали нам о таких случаях… Короче говоря, на том заснеженном поле мы, девушки, собирающие раненых, были похожи на стайку глупых грачей, которую вот-вот окружит толпа хулиганистых мальчишек с рогатками.

У нас не было даже маскхалатов… Медсестер и санитарок медсанбата, как правило, не посылали на передовую, но шли страшные бои, два полковых медицинских пункта просто не справлялись со своими задачами. Кстати, когда я вижу военные фильмы, в которых медсестра в юбке перевязывает раненого солдата на поле боя, то… Да, смеяться над этими художествами, наверное, грешно, но и от улыбки удержаться невозможно. А с другой стороны, попробуйте представить себе девятнадцатилетнюю девчонку в солдатском галифе. Эти откровенно мешковатые штаны способны изуродовать даже идеальную женскую фигуру. И там, на заснеженном поле, над нами снова посмеивались солдаты-разведчики. Они выискивали среди раненых немецких офицеров. Как правило, такие «языки» не требовали с их стороны каких-то усилий и могли дать ценные показания. Шла война и каждый из нас делал свою работу.

Кстати, на мужские шуточки над нашей экипировкой особенно сильно злилась Олька… Запыхавшаяся, с бледным и сердитым лицом, она была похожа на очень красивую ведьму, потому что… Штаны! Безразмерные солдатские штаны, по выражению Ольки, буквально «убивали ее». Они «убивали» ее во время многочасовых дежурств и в операционной, в карауле и даже под минометным обстрелом. У Ольки — единственной среди нас! — была армейская юбка х/б образца 1936 года, но как говаривала главный хирург нашего МСБ Марина Георгиевна Волчанская «женская юбка на корабле и в медсанбате — не к добру». А еще она говорила, что женщина в юбке никогда не распластается на земле даже под лавиной бомб, если сзади стоит особь мужского пола. Короче говоря, «noblesse oblige» (лат. «положение обязывает»). Потом девчонки втихомолку посмеивались, что, мол, если бы не галифе Ольки ее, между шуточками, приглашали на свидание не трое разведчиков из пяти, а все десять из десяти.

Наши полуторки стояли посередине огромного, заснеженного поля… Мы несли к ним раненых или помогали идти тем, кто еще мог передвигаться самостоятельно. Олька рассказывала потом, что, когда она попыталась сделать перевязку танкисту с перебитыми ногами что-то маленькое и «шерстяное» на ее груди вдруг ожило и сердито зашипело. Так она, наконец-то, заметила Муську, а еще вдруг поняла, что раненый танкист — немец. Олька позвала разведчиков. Потом она попыталась снять с груди котенка, но тот зашипел еще сильнее и буквально втиснулся внутрь ватника. Через минуту за ее спиной прозвучал выстрел. Олька оглянулась и один из разведчиков, уже убирая пистолет в кобуру, коротко сказал ей:

— Это рядовой эсэсовец.

Едва мы тронулись в обратный путь, немцы все-таки пошли в контратаку, и я увидела, как сзади загорелась полуторка разведчиков. В общем, даже если Олька и согласилась бы прийти на свидание к какому-нибудь симпатичному солдатику, она вряд ли бы его дождалась…

3.

… Муська прижилась в нашем МСБ по очень простой причине — она ненавидела немцев. Марина Георгиевна несколько раз пыталась отправить котенка в тыл с очередной машиной, но Муська упрямо возвращалась. То ли руки раненых солдат не могли удержать рвущегося на свободу котенка, то ли Муська понимала, что наш медсанбат — это единственное место на земле, где она может найти еду, ласку и понимание. Однажды, после ее очередного возвращения, Муську попытался погладить раненый немец, почти мальчик, (к нам иногда приводили раненных «языков», представляющих особый интерес для штаба дивизии) но Муська тут же, с ядовитым шипением, оцарапала ему руку.

— Понимает!.. — засмеялась Олька. — Девочки, она же все понимает!

Разумеется, это была только шутка, но к нашему безмерному удивлению, через несколько дней Муська точно так же отнеслась к следующему немцу — рыжему, со слащавой физиономией и огромным синяком под глазом. Тот попытался взять Муську на руки, когда она проскользнула в перевязочную, но котенок тут же буквально взорвался шипением и укусил его за палец.

— У русских даже кошки сумасшедшие, — сказал пострадавшему его товарищ, баюкающий забинтованную руку. — Но Гитлер еще больший сумасшедший, если привел нас в эту страну.

Марина Георгиевна не перестала коситься на котенка, но попытки отправить его в тыл прекратились. Вот так крохотный котенок переупрямил тридцати пятилетнюю женщину со строгим, едва ли не академичным лицом. А вскоре уже вся дивизия знала, что в медсанбате живет котенок, который ненавидит немцев больше, чем любой из нас.

— По запаху Муська их вычисляет, что ли? — ворчала Марина Георгиевна.

— Наверное, да, — соглашалась Олька. — Кошки живут в мире запахов, а немецкое мыло, дезинфектанты, сигареты и даже еда пахнут иначе. А еще там, в поле, деревня была… Ее сожгли и в живых, кажется, никто не остался. Муська могла прийти только оттуда.

Мы, трое подружек, я, Олька и Зоя, всегда держались вместе. Когда Олька — задорная и красивая заводила, — очередной раз «теряла берега», Зоя — улыбчивая и