Учился он на самом деле весьма условно: появлялся в институте несколько раз в месяц, сессии сдавал со скрипом, но матери об этом знать не обязательно.

Она сочувственно закудахтала, расстроилась, о чем-то заговорила – Валентин особо не вслушивался. Учиться в институте он никогда не стремился, но не в армию же идти. На бюджет поступить, ясное дело, шансов не было, родители поднатужились и взяли кредит.

Валентин был поздним ребенком, оба были на пенсии, но еще и работали, так что на оплату кредита и съемной однушки на окраине города хватало. Родители еще и на жизнь Валентину подкидывали. Маловато, конечно, но он еще и сам, как говорится, крутился. Не вполне законно, мать бы в обморок упала, если бы узнала. А что делать? Жить-то хочется.

Зачем ему диплом, который Валентин (если не вылетит раньше) получит через два года, он не задумывался, работать по специальности не собирался, о получаемой специальности по сей день имел весьма смутное представление.

Свернув разговор, пообещав матери постараться выбрать время и навестить их с отцом, Валентин повесил трубку и стал собираться в институт.

Проходя по двору, поглядел на Снегурочку. Вот уж страшилище. И днем, в самом деле, хуже, чем ночью, когда хотя бы лампочки загораются, прикрывают проволочный каркас и металлические детали. Глаза-плошки, кокошник похож на коромысло, улыбка, как звериный оскал. Не приведи господь, короче.

Зачет Валентин предсказуемо завалил, отправил матери сообщение с грустным смайликом (якобы теперь придется день и ночь готовиться к пересдаче) и со спокойной совестью пошел пить пиво с друзьями.

Домой возвращался поздно вечером. Время незаметно пролетело, метро закрылось, так что пришлось ловить машину. Во двор водитель заезжать не стал, высадил Валентина неподалеку. Но это ничего, как раз на холодке полегче станет, а то голова кружится.

Он шел, чувствуя, как пружинит под ногами выпавший недавно снег. Легкий морозец, словно игривый пес, шершавым языком лизал щеки. Ночь была ясная, на улице – никого. Свет горел мало где, в основном окна сонно чернели: там, в тихих безмолвных квартирах, за надежно запертыми дверями спали люди, и Валентин вдруг почувствовал себя маленьким и одиноким.

Войдя в свой двор, он не сразу сообразил, что не так, а потом понял и удивился еще больше. Даже подумалось, не кажется ли ему, поморгал, потер глаза. Нет, не почудилось. Постамент, на котором стояла Снегурочка, был пуст. Диковатой фигуры нет, лампочки не горят. Потому и во дворе темно, лишь фонарь старается, пытаясь разогнать мрак.

«Вот придурки, – подумал Валентин, – то ставят, то убирают. Наверное, пожаловался кто-то на это чудовище».

И все же странно. Мучились, устанавливали дня два, а потом демонтировали. Он стоял и смотрел на пустой постамент, когда услышал тихий вздох. Обернулся и увидел в паре шагов от себя девушку.

На ней было короткое белое пальто, светлые волосы рассыпались по плечам, а лицо… Никогда прежде Валентин не видел столь совершенной, исключительной красоты. От девушки даже легкое сияние исходило – мерцающее, как от звезды.

– Привет, – сказал Валентин, не в силах отвести взгляд от красавицы.

– Привет, – улыбнулась она.

– Что ты здесь делаешь ночью? Заблудилась? – неуклюже пошутил Валентин, но девушка вдруг погрустнела, опустила глаза.

– Мне сегодня некуда пойти. Так уж вышло.

Валентин не поверил своему счастью.

– Так пойдем ко мне! – воскликнул он. – Я в этом доме квартиру снимаю. Можешь переночевать.

Девушка подняла голову и поглядела на Валентина. Глаза ее отливали серебром, очень необычный цвет.

– Я могу пойти с тобой? В твой дом? – уточнила она.

– Конечно!

– Спасибо, – улыбнулась незнакомка. – А то я совсем закоченела.

«Ничего, мася, сейчас согреемся», – подумал Валентин, беря девушку за руку.

Ладонь была ледяная. Бедняжка и вправду озябла не на шутку. Может, потому так быстро согласилась пойти с незнакомым парнем к нему домой.

Они вошли в подъезд и поднялись в квартиру. Девушка была такая утонченная, красивая, что Валентину впервые в жизни стало стыдно за свое обиталище: выцветшие обои, старомодная разномастная мебель. К тому же он не утруждал себя уборкой.

– Прости. У меня немного неприбрано.

Она одарила его ласковым взглядом серебристых глаз.

– Все отлично. Мне повезло, что я тебя встретила.

Девушка сняла свое пальто и алые сапожки, оставшись в легком тонком платье. Коже ее была бледной, почти прозрачной, девушка выглядела слабой, нуждающейся в защите.

Валентин усадил гостью в кресло, включил настенный светильник, которой создавал в комнате интимную атмосферу полумрака, а сам пошел на кухню, заметался в поисках чистых чашек, поставил чайник. Жалко, вина нет. Знал бы, что такая красотка заглянет, купил бы.

Когда он вернулся в комнату, девушка по-прежнему сидела в кресле. В комнате было холодно, и Валентин поглядел в сторону окна: не открыто ли, может, оттуда сквозит. Оно было закрыто. И батареи горячие.

– Чай будешь? – спросил он. – У меня печенье есть вкусное.

Девушка внимательно поглядела на него и качнула головой: нет.

Валентин приблизился к ней, и она встала ему навстречу. Дальше обманывать себя было глупо: холод шел от нее – вымораживающий, лютый холод. Все равно, что рядом с айсбергом стоять. Или раздетым на мороз выйти.

«Это ненормально», – подумал Валентин.

– Я замерзла, – проговорила незнакомка, и прежде мелодичный, переливчатый голос прозвучал скрипуче, словно она была простужена. – Согрей меня.

В этот момент Валентин увидел, что глаза ее похожи на монеты – серые, тусклые, непрозрачные. Почему прежде они казались сияющими, ласковыми, серебристыми?

В улыбке таилось злое лукавство, и Валентину расхотелось прикасаться к девушке, даже просто говорить с ней. Если честно, он дорого дал бы, лишь бы она ушла отсюда, но вместо этого, загипнотизированный тяжелым, мерклым взглядом, Валентин протянул руку и тронул ладонь девушки. Она была по-лягушачьи влажная, и парень вздрогнул от отвращения.

– Погоди, я все же принесу нам чай! – вскрикнул он и выбежал из комнаты.

Это напоминало бегство, ну и плевать. За спиной Валентин слышал тихий смешок – издевательский, старушечий. Обернуться было страшно.

На кухне Валентин немного пришел в себя, успокоился. Тут было тепло, никто не смотрел оловянным взглядом. С чего он повел себя, как истеричка?

Да, девушка замерзла. Да, цвет глаз не такой, как на улице показалось. Что с того? Надо взять себя в руки. Непонятно, почему он так испугался.

Валентин налил чай в разномастные чашки, заставил себя вернуться в комнату и увидел, что гостья стоит возле окна спиной к нему. Валентин хотел окликнуть ее,