Что это было? Он включил экран телефона, боясь, что зарядка кончилась, но мобильник еще дышал. Пятно света запрыгало по комнате, стало ясно, что случилось. Тюлевые занавески и темные шторы лежали на полу. Владик осторожно прошел к двери, освещая себе путь. Так и есть: все окна были голыми, занавески свалились и в родительской спальне, и в детской. Папа говорил, что древние деревянные конструкции для штор со временем уберут, заменят современными, но приделаны к стене они были на совесть.

За окнами плескалась тьма: вся деревня была обесточена, луны и звезд не видать из-за туч. Владику казалось, что во все окна на него пялятся неведомые существа, подкарауливая жертву снаружи. Но самое жуткое притаилось внутри. Что-то находилось в доме вместе с ним, это не подлежало сомнению. Владик не слышал дыхания существа, но это и понятно: оно ведь не дышало!

Невидимое глазу, смотрело, наблюдало за мальчиком, Владик кожей чувствовал тяжелый взгляд. Стало холодно. То была не прохлада летней ночи, но зимняя стужа, вымораживающая и парализующая. Владик, застывший на месте, все же нашел в себе силы пошевелиться и, спотыкаясь, побежал в большую комнату, где осталась его одежда.

«Что тебе нужно? Что я тебе сделал?» – в отчаянии думал он, отыскивая футболку и шорты.

Кругом загрохотало еще сильнее. Ему не нужно было видеть, Владик понимал, что происходит, угадать несложно: столы и стулья разом сдвинулись со своих мест, ножки заскрипели по деревянному полу. Распахнулась дверца неуклюжего платяного шкафа в родительской комнате; вешалки, по большей части пустые, раскачиваясь, застучали друг о друга, это было похоже на клацанье зубов. В кухне зазвенела посуда: чашки и тарелки спрыгнули с полок.

А потом одна за другой случились две вещи.

Сверху раздался тихий противный скрип, и с потолка упала старомодная трехрожковая люстра. Свалилась буквально у ног мальчика, чудом не задев его. Один осколок отскочил и впился острым клыком в лодыжку, но в тот момент Владик этого не заметил.

Не до того было, потому что случилась вторая вещь.

Кто-то с силой дернул его за руку. Схватил за запястье и потянул вниз. Ледяное прикосновение твердой, как камень, по-рыбьи скользкой руки стало последней каплей. Так и не успев одеться, сжимая в одной руке телефон, в другой – ком одежды, Владик с воплем вылетел из дома. Спустя пару минут он уже колотил в дверь дома старушки-соседки.

Электричество дали во второй половине следующего дня. К тому времени уже давно приехали родители Владика, перепуганные тем, что номер сын был недоступен (телефон разрядился-таки). Мальчик и соседка, Вера Федоровна, у которой Владик провел остаток ночи, умудрившись заснуть, встретили их у ворот.

– Неспокойный у вас дом, – словно о чем-то обыденном говорила старушка, пока ошарашенные родители смотрели на погром в комнатах: шторы на полу, осколки посуды, разбитую люстру. – Не вздумайте мальчишку своего ругать, не он это. А мальчишка ничего, шустрый. Хорошо, ко мне прибег. Остался бы, кто знает…

Мама судорожно вздохнула, отец прижал сына к себе.

– Что не так с нашим домом? – спросила мама. – Домовой?

Вера Федоровна строго поглядела на нее.

– От домового вреда не будет. Домовой – хранитель, защитник, в доме помощник. А у вас его нету. Домового отсюда мытарь прогнал.

– Кто-кто? – спросил папа.

– Мытарь. Душа неупокоенная, – пояснила соседка. – Пять лет назад помер хозяин-то, допился до смерти. Его и не отпевали по-человечески, и за душу не молились. Внук дом продал и ладно. С тех пор вы уж третьи жильцы. Никому мытарь покою не дает. Рано или поздно объявляется и начинает выживать.

– Почему вы нам раньше этого не рассказали? – возмутилась мама.

– А вы бы поверили? Никто не верит, пока лбом не стукнется. Другие, которые до вас жили, ни о чем не спрашивали и знать ничего не желали. Продавали дом – и бегом.

Родители долго обсуждали услышанное. Спорили: избавляться от дома или нет. Мама была за то, чтобы немедленно выставить его на продажу: у них же дети! Пусть кто-то другой с полтергейстом разбирается. Но отец был против. До конца в происходящее он все равно не верил, видимо, надеялся, что существует рациональное объяснение. Правда, какое именно, сказать не мог.

В итоге решили прислушаться к советам бабушки-соседки, попробовать, как она сказала, отвадить мытаря. А не получится, продать всегда успеем.

– Неужели я это делаю? – вздыхал папа, занавешивая зеркала.

Вера Федоровна утверждала, что эти сущности попадают через них в наш мир. Мама тем временем сходила в деревенскую церковь, поставила десять свечей за упокой души прежнего хозяина, взяла святой воды. После они вчетвером ходили по дому, обрызгивая ею углы, стены, мебель. Олеся смеялась и беспрестанно задавала вопросы. Владик, как учила бабушка Вера, мысленно просил мытаря покинуть их дом. Заключительным аккордом стала генеральная уборка, которую опять-таки делали все вместе.

– Уйдет мытарь, если все правильно сделать, – сказала соседка напоследок. – Ночуйте теперь, не бойтесь.

Но они, конечно, боялись, особенно Владик (хотя и старался не подавать виду). Легли вместе в большой комнате, полночи прислушивались к каждому шороху.

Однако страшились напрасно: ничего плохого так и не случилось. Ночь прошла тихо, под утро все крепко спали. Во все последующие дни и ночи семью тоже никто не тревожил.

Мытарь покинул деревенский дом. Только навсегда ли?

Владик не задавал этого вопроса родителям, но каждый раз, засыпая в темноте, спрашивал себя, не разбудит ли его ночью стук призрачных холодных пальцев по столу?..

В новом доме

Мысль, что, пожалуй, не стоило покупать этот дом, впервые пришла Карпову в голову, когда он приехал посмотреть, как идут работы по ремонту. Карпов был из числа мужчин, которые не способны вбить пресловутый гвоздь, и хорошо, что у него была возможность нанять бригаду.

Собственно, дом и придомовая территория были в хорошем состоянии, но все же нужно кое-что подправить, подкрасить, поменять, а еще Карпов решил обнести участок забором. Пока шли работы, он жил в городе, в квартире, которую уже продал: скоро заедут новые жильцы.

– Зачем тебе понадобилось ее продавать? – спрашивал по телефону отец. – Вся эта суета с переездом!

Суету отец не выносил больше всего на свете. Не понимал, как можно переехать куда-либо, покинув привычное место. Он за всю жизнь даже из родного города ни разу не уезжал. Карпов не мог объяснить отцу, что в последнее время, когда оставался дома один, ему все чаще казалось, что стены надвигаются на него,