Шрифт:
Закладка:
Труд Мора отражал зарождающуюся идею, что идеальное общество должно быть по сути освобождено от капризов природы. Идиллическому острову не угрожали ни наводнения, ни засухи; жителям не усложняли жизнь ни непокорные берега, ни сильные бури. Хотя книга претендовала на описание принципиально аграрного общества, однако «Утопия» Мора, как и «Государство» Платона, больше связана с нравственной психологией государственного управления, чем с физическими условиями, в которых приходилось действовать обществу. Сочинение Мора показывало, куда направляется политика Европы. Урбанизация, развитие торговли и рост благосостояния перенесли фокус внимания на человека.
По правде говоря, если бы американские общества пережили европейское вторжение, история воды могла сложиться совершенно иначе. В этот момент в отношениях, которые европейские общества развили со своим водным ландшафтом, не было ничего предопределенного.
Жители американских тропиков развили сравнительно сложные способы управления водой. Некоторые сообщения первых исследователей дают отрывочные свидетельства, как выглядел этот мир. Например, монах Гаспар де Карвахаль, путешествовавший в 1541 году по Амазонке вместе с конкистадором Франсиско де Орельяной, описал густонаселенную Амазонию со своеобразными городами по берегам и множеством признаков торговли.
Сообщества тропических лесов смогли выработать сложные пищевые системы и формы урбанизации, поскольку приспособились к особой гидрологии тропического леса. Основным источником дождей здесь является сосудистая система растений, которая испаряет водяной пар через устьица листа во время фотосинтеза. В отличие от аридного или семиаридного климата[51] количество осадков, локально выпадающих в тропических лесах, больше зависит от транспирации (испарения воды растениями), а не от прямого испарения с поверхности земли. Деревья работают как огромный водяной насос: корни откачивают из почвы большое количество воды, а затем она испаряется в воздух. Затем вода возвращается в землю во время короткого, но интенсивного периода дождей.
Такое положение сделало практически невозможным развитие интенсивного богарного земледелия по типу европейского. Поэтому население Амазонии не просто одомашнивало растения и животных, как это было в Европе. У них была гораздо более сложная задача одомашнивания всего ландшафта. Реки отличались большой продуктивностью, давая до тонны рыбы с гектара. Люди использовали искусственные насыпи выше уровня разлива, чтобы создать пруды, где можно было сохранять излишки рыбы, а сами эти насыпи становились местом для выращивания плодовых растений, что дополняло водно-болотные угодья. Такая интенсивно управляемая экосистема обеспечивала большую численность населения. Например, в боливийской Амазонии остались следы гидравлической инфраструктуры размером в несколько сотен квадратных километров, созданной между концом XV и началом XVII века: прямые каналы и дамбы длиной до нескольких километров и постоянные запруды для ловли рыбы.
Некоторые исследования предполагают, что в начале XVI века доколумбово население континента составляло около 60 миллионов человек. Появление европейцев уничтожило почти все их следы. Сочетание невиданных ранее болезней (прежде всего оспы), рабства и принудительного труда катастрофически сократило население и разрушило общество. За столетие Амазония превратилась в редконаселенный лес, где несколько племен жили относительно простыми сообществами. Численность населения уменьшилась на 90 %, упав примерно до 6 миллионов человек.
Поскольку земледельцы возделывали участки по нескольку гектаров, исчезновение коренного населения означало, что за это столетие забросили более 50 миллионов гектаров. За несколько десятилетий леса и другая растительность восстановились. Повторный рост лесов был таким значительным, что это вызвало снижение содержания углекислого газа в атмосфере в XVI веке – примерно на 10 частей на миллион. Такое же количество углекислого газа добавила в атмосферу индустриализация в течение XIX века.
Итак, из Америки люди возвращались не с впечатлениями от сложных ландшафтов, а с сырьем. Благодаря притоку ресурсов золото к концу XVI века стало основой мировой экономики, и миф об Эльдорадо, мифической золотой стране где-то в лесах Амазонии, стал непреодолимым соблазном для многих конкистадоров, устремившихся к ее богатствам.
Реки Нового Света оказались природными дорогами, по которым можно было продолжать поиски золота внутри страны, а это способствовало расширению европейской торговли по всему миру.
РЕСПУБЛИКА МАКИАВЕЛЛИ
Первые республиканские эксперименты, возникшие после римского опыта, просуществовали недолго. Чтобы республика снова стала устойчивой господствующей формой общественной организации, потребовалось еще несколько столетий. Еще какое-то время управление ландшафтом продолжало оставаться прерогативой средневековых институтов. И все же идеи, а возможно, и институты, начали меняться. Первым испытательным полигоном стала Флоренция.
Первый республиканский опыт у Флоренции появился в XII веке – как и у многих других итальянских городов. По ходу XIV века эта структура рассеялась, и власть в конце концов сосредоточилась в руках Козимо Медичи, выдающегося деятеля итальянского Возрождения[52]. Однако власть семейства Медичи была на короткое время прервана в конце XV века. Произошла интеллектуальная революция. За этой революцией стоял Никколо Макиавелли, работавший с 1498 по 1512 год секретарем Второй канцелярии (вторым канцлером); Вторая канцелярия отвечала за подконтрольные республике территории[53].
Макиавелли предчувствовал глубокие перемены, которые начали происходить в большей части Европы. Государство становилось мощным экономическим действующим лицом. Рост наемных армий и революция в военных технологиях увеличивали расходы на оборону. Показателен пример английского короля Генриха VIII. Для войн с Францией, которые он вел в 1511–1512 годах, король вчетверо увеличил государственные расходы, которые при его отце составляли менее одного процента национального богатства. В следующем году он их еще утроил. Дополнительные военные и административные расходы появлялись из-за морской торговли и содержания военного флота. Шло преобразование государственных финансов.
Макиавелли отмечал, что финансовые ресурсы – какими бы централизованными они ни были – сами по себе не обеспечивают военной мощи. Он рассуждал, что бедные люди часто побеждали богатых. Сила государства заключалась в его республиканской направленности, в том, что оно было экономической сущностью, способной сделать выбор, куда направлять ресурсы ради общественного блага. Он полагал, что «в республике все общество должно быть богато, а отдельные граждане – бедны»; иными словами, государство должно быть готово перераспределять ресурсы в интересах общества. Это было основной проблемой в сердце Римской республики.
Интерес политического деятеля к республиканскому Риму был необычен. В его время восхищение римским миром сосредотачивалось на имперском периоде. Макиавелли понимал неизбежность войны, разногласий и экспансии, которые пришли вместе с республикой, и считал, что величие римского республиканского проекта заключалось именно в уравновешивании напряженности между плебсом и сенатом. Он говорил о «великолепных последствиях» этих склок, о великой силе ландшафта и о великой добродетели привлечения тех, кто на нем жил.