это правило, Лето смогла меня отговорить и заставила поспешить к Громовержцу. Стремительный Гермес намного опередил нас. И когда мы с мамой появились во Дворце Славы, Перуна там уже не было, не было его и в садах. В общем, я опоздала к тому моменту, когда ты вступил с Аполлоном в бой. Сейчас я понимаю, что Лето всё же поступила мудро, задержав меня. Если бы я вмешалась, то Перун бы без сомнений встал на сторону Геры и Аполлона — это бы очень плохо кончилось для тебя, меня и Лето. Гермес, конечно бы улизнул, будто он здесь совсем не причём. А теперь кости Судьбы легли удачно для нас. Громовержец многое понял. С той ночи он уже не понаслышке знает, какую игру ведёт Гера. Знает об их постыдном противостоянии с тобой. Схватка высоких богов со смертным у Перуна всегда вызывала возмущение. Он считает это низостью. Боги могут убеждать, заставлять, наказывать течением событий, но не опускаться до низкой драки со смертными, — Охотница отпила из чаши глоток и продолжила. — Но даже не это больше всего возмутило Перуна, а то, что Гера в его владениях и без его ведома продвигает интересы Британской империи, вместо того чтобы поддерживать равновесие и советоваться с ним. В то время как Асклепий пытался удержать жизнь в твоём обгоревшем до костей теле, Лето в том же подземном зале рассказывала Перуну о тайных играх его жены. Не забыла сообщить о римском пророчестве, которое стараниями Величайшей было удалено везде, где она смогла дотянуться. В ту же ночь громовержец в гневе разрушил её главный храм в Лондоне. Аполлона он изгнал на юг. Геру так же угрожал изгнать, если она будет замечена в подобном.

— Получается, Перун после известия от Гермеса тайком направился за Герой и, оставаясь непроявленным, наблюдал за происходящим в ритуальном зале, затем решил меня убить, убрать, как часть проблемы? — уточнил я и отправил в рот кусочек сыра.

— Да, он тайком присутствовал там. Появился, наверное, немногим позже, чем ты расправился с Арахной. Но не думаю, что Громовержец собирался избавиться от тебя. Он разгневался от того, что ты унизил его жену своей неожиданной силой. И удача, что Гермес успел призвать Асклепия. Иначе ты бы умер. Когда гнев Громовержца сошёл, он сам назвал тебя великим героем среди смертных. Он подошёл к тебе, когда ты лежал жутко обгоревший, но стараниями Асклепия ещё живой. Перун приказал Асклепию исцелить тебя, вернуть прежнее здоровье до последней капли, — пояснила Охотница, наблюдая за тем, как я ем её угощения.

— А ведь получается, что римское пророчество начинает сбываться, — я потянулся к чаше с вином. Оно, конечно, было разбавлено как прошлый раз водой из святого источника. — Сбывается, даже быстрее, чем ожидалось. Я ещё лишь в начале пути к разгадке тайны древних виман, а Гера уже впала в немилость Перуна, а твоя мама, наоборот, сблизилась с Громовержцем.

— Нельзя сказать, что сблизилась, но он на неё смотрел с большим интересом. Примерно, как ты сейчас на меня, — Артемида рассмеялась. — Он пригласил её посетить Дворец Славы на днях.

— Я на тебя смотрю с любовью. Скажи, что оставишь меня здесь хотя бы на одну ночь, — я положил руку ей на колено, задирая мягкую ткань её одежды.

— Придержи руки, Астерий, — Артемида накрыла мою ладонь своей. — Конечно, я тебя оставлю на ночь и, может, даже ещё на одну. Твоя спальня готова, но имей в виду, она очень далека от моей.

— Я тебя очень люблю, но, когда ты добра ко мне и позволяешь мне то, чего мне хочется. Позволяешь ласкать себя, то люблю ещё больше, — я наклонился, желая поцеловать её.

— Мы здесь не одни, — остановила она меня, приложив палец к моим губам.

— Давай уединимся? — предложил я, взяв несколько олив.

— Ты не слишком ли много хочешь? — в голосе богини не было возмущения.

— Да, много. Очень много. Я хочу тебя. Ты это постоянно чувствуешь, — взяв её ладонь, я пустил «Капли Дождя». — Я хочу стать для тебя больше, чем Орион.

— Ты делаешь мне больно, — она отвернулась, но оставила ладонь в моих пальцах. — Не надо трогать прошлое.

— Скажи, что ты хотела, но не решилась сказать мне до сих пор, — попросил я, после затянувшегося молчания. — Я знаю, это нечто важное. Почему не можешь мне это доверить? Скажи.

— Нет. Не сейчас. Тем более я в этом не уверена, — Артемида смотрела куда-то в сторону зелёных гор, над которыми сияло удивительно синее небо и проплывала белоснежное облако.

Снова повисло молчание. Я выпил несколько глотков из чаши и произнёс:

— Моя мама очень волнуется. Три дня — это огромный срок. Можно её как-то предупредить?

— Я уже приходила к ней. Она знает где ты и не волнуется, — отозвалась Небесная Охотница.

— Спасибо! Ты лучшая из богинь! У тебя самое доброе, заботливое сердце! — я с чувством сжал её ладонь. — Ещё княгиня Ольга Ковалевская…

— Что княгиня Ковалевская? — Артемида повернулась ко мне. — Любишь её?

— Да, — мне показалось, что в глазах Охотницы кроется лукавство.

— Моё сердце доброе, Астерий. А твоё очень непостоянное или, как любят говорить мужчины, большое. Которое желает вместить в себя побольше, — улыбка на её губах стала грустной. — Я не осуждаю. Знаю, что так устроен мир. Мужчины успели установить в нём удобные им законы.

— Нужно бы сообщить Ольге, что со мной всё в порядке. Поможешь с этим? — попросил я, подумав, что княгиня тоже может разволноваться. Ведь она знала куда я иду в пятницу вечером.

— Об этом, маг-сердцеед, ты ей можешь сказать сам, — Охотница освободила свою ладонь из моей и взяла чашу. Видя недоумение на моем лице, усмехнулась и пояснила: — Твоя княгиня здесь. Гуляет где-то у Серебряных водопадов.

— Ты шутишь⁈ — я вскочил на ноги.

— Отчего же? Она очень испугалась за тебя, когда узнала, что произошло. И уговорила меня повидаться с тобой. Потом ей захотелось большего: надумала ухаживать за тобой, пока ты лежишь без сознания, — Охотница тоже встала. — Хотя никакой уход тебе не был нужен. Асклепий сделал всё, что требовалось и оставалось лишь выждать время, пока твоё тело восстановится.

— Где искать эти водопады? — в нетерпении спросил я.

— А ты не думаешь, что я в самом деле могу ревновать? Ревновать, что ты так оживился и рвёшься к ней, уже не думая обо мне, — с сожалением сказала Артемида. — Я даже могу обидеться.

— Прости. Пожалуйста, не сердись. То, что Ольга здесь, стало слишком неожиданным известием. Не буду скрывать, известием столь же приятным. Прости, моя любимая богиня, — я обнял её и