Для негосударственного образования, лишенного всякой централизованной поддержки, весьма крупная цифра.

И все эти полмиллиона человек, одетых в одинаковую (откуда Атикус только ее добыл!) белоснежную броню, сейчас стояли во всеоружии и смотрели на своего генерала и человека, стоявшего рядом с ним.

Затем они разом припали на правое колено и с грохотом опустили кулаки на нагрудники.

Вот только услышал Хаджар совсем не то, что предполагал услышать.

— Король умер! — кричали они. — Да здравствует король!

— Король умер! Да здравствует король!

Тысячи людей салютовали вовсе не Атикусу, а… Хаджару. А тот стоял и никак не мог понять, что именно происходит.

— Я сражаюсь не против Примуса, мой принц, — голос Атикуса был вновь наполнен болью и усталостью, — а за вас.

— Да здравствует принц Хаджар! — грохнул хор из полумиллиона голосов. Голосов, готовых положить свою жизнь за освобождение страны. — Да здравствует принц Хаджар!

Хаджар повернулся к Атикусу, и внезапно ему стало ясно, почему вся страна была пропитана слухами о том, что на севере собирается войско под предводительством принца. И почему это войско никогда не принимало никаких серьезных попыток войти в столицу.

Атикус никогда не собирался воевать с Примусом. Он просто ждал, пока к нему придет принц. Он звал его. Сквозь года и сотни километров он пустил по стране боевой клич и надеялся, что этот клич дойдет до ушей законного наследника трона.

Ибо сам Атикус не считал, что имеет право решать дальнейшую судьбу государства. Чего уж там, он уже вообще не верил, что судьбу можно решать. Навсегда его сердце ранил кинжал, так и не сумевший оборвать его собственную жизнь.

Слова феи убили в нем того решительного и могучего генерала. Они оставили лишь несчастного воина, лишенного всякого направления в своем подобии жизни.

— Это ничего не меняет, Атикус. — Хаджар отвернулся от людей и обнажил клинок.

Сверкнуло лезвие Лунного Лезвия. Едва ли не молнией стальной свет пролился по поляне, рассекая мириады снежинок и поднимая вокруг густой буран. Когда все успокоилось, с поляны пропали двое.

Полмиллиона людей вглядывались вглубь леса. Они прекрасно знали, что где-то там кипит жаркая битва между несчастным и безумным генералами. Они не желали смерти Атикусу, собравшему их здесь, подарившему надежду, обучившему и вселившему жажду свободы в их сердца.

Но они верили в победу их принца. В победу того, кто поведет их за собой. Кто наконец подарит им выполнение их кровных клятв, принесенных в этом вечно холодном лесу.

* * *

Они стояли посреди высокого, но негустого бора.

— Не думаю, что для морального духа армии будет полезна сцена битвы старого и нового предводителя, — прокоментировал Атикус.

— Согласен, — кивнул Хаджар.

Его рука была спокойна. Меч не дрожал. Чего не скажешь о ярких синих глазах. В них плясала ярость, сравнимая разве что с гневом Хозяина Небес, чей тысячелетний покой потревожили глупые и жадные смертные.

Один из тех, кто был напрямую ответственен за смерть его родителей, стоял перед Хаджаром. И какие бы слова он ни говорил, как бы истории ни рассказывал, но даже если сюда спустятся боги и мириады фей попытаются остановить Лунный Стебель — Атикус умрет.

— Я не собираюсь сдерживаться, мой принц. — Атикус обнажил свой меч.

От этого простого движения согнулись мощные стволы ближайших деревьев. От ног бывшего генерала, обнажая промерзшую землю, разошлись метровые волны снега.

Теперь перед Хаджаром стоял не сухой старик, лишенный всякой воли продолжать бесконечную борьбу за место под бескрайним небом. Нет. Это был тот самый легендарный генерал из далекого детства.

Тот, чьего клинка боялись все воины окрестных королевств. Тот, чей образ был идолом для маленького принца, пытавшего понять — куда направлен его собственный путь.

— Я был бы сильно разочарован, будь это иначе.

Они стояли и смотрели друг на друга. Мир успокоился. Снег вновь свободно падал на их плечи. Скрипели кроны деревьев. Где-то далеко выли волки, приветствуя скорое наступление ночи. А где-то вокруг, спрятанные от взглядов, за начинающимся сражением следили снежные люди. Те, кого боги поставили в роли судей над судьбами двух людей.

От первого же обмена ударами даже самые опасные звери этого леса решили попрятаться по норам. И не потому, что боялись пасть жертвами отголосков далекого сражения. Просто даже они не могли вытерпеть той ярости, что была заключена в одном клинке, и той отчаянной, самоубийственной решительности, что звенела во втором.

Глава 241

Хаджар с легкостью перышка проскользил в сторону, пропуская мимо себя удар Атикуса. Черный серп, сорвавшийся с клинка бывшего генерала, рассек несколько деревьев и врезался в валун, оставленный древним ледником. С грохотом падали огромные стволы, и плавно разъехались две идеально ровные половинки некогда единого камня.

Нанесенный на расстоянии почти в пятьдесят шагов, этот удар мог сделать славу любому воину. Чего уж там, Хаджар не был уверен, что без помощи стойки “весеннего ветра” смог бы повторить подобное.

Оставалось только радоваться тому, что и Атикус использовал технику “Удар, рассекающий небо”.

Увернувшись от техники, Хаджар развернулся на пятках. Юлой он закружился вокруг собственной оси. И с каждым новым поворотом в сторону Атикуса устремлялся поток призрачных клинков. Они превращали камни и деревья в растерзанную псом мочалку. Те с треском падали, крошились и исчезали в сотнях мелких отверстий.

Атикус, постоянно отступая, отражал один выпад за другим. Его меч порхал черной тенью, отбивая каждый из клинков. Его тело извивалось весенним ручьем, и там, где не успевал клинок бывшего генерала, спасала его реакция и владение собственным телом.

Ни один клинок так и не смог задеть даже края одежд, не то что ранить Атикуса. Даже когда Хаджар, зарычав, резко остановился и пару раз крутанул запястьем, посылая двойной поток призрачных клинков — это не смутило Атикуса.

Тот оттолкнулся от земли, юлой прокрутился между двумя потоками и еще до того, как приземлился, отправил в полет очередной черный серп.

Хаджару не хватало времени, чтобы увернуться. Он взмахнул клинком, используя стойку “спокойного ветра”. Техника противника ударила по занавесу из спокойно кружившего ветра. На этот раз техника, благодаря поднятому ей снегу, была видима даже взгляду простого смертного.

Черный удар, мощный, источающий вокруг себя ауру давления и