обсуждали технические детали. Но мысли то и дело возвращались к предстоящему вечеру. Что-то подсказывало, ужин будет непростым. Там наверняка будут ответственные работники. Ох как не хотелось с ними связываться.

День выдался напряженным. После разговора с Величковским я успел провести совещание с Воробьевым по новым станкам, просмотреть чертежи Зотова и даже заехать в литейный цех, где шла отладка технологии производства специальных сталей.

К шести часам вечера, когда за окном уже стемнело, я вернулся в кабинет. Дождь усилился, укрывая московские улицы мокрым покрывалом. Достал из сейфа папку с последними расчетами, может пригодиться, если разговор зайдет о технических вопросах.

Степан уже ждал у подъезда с заведенной машиной. Я все также предпочитал пользоваться простым «Фордом», а не представительским «Паккардом» — меньше привлекаешь внимания. Да и Сталин недолюбливал показную роскошь.

— В «Метрополь», — сказал я, устраиваясь на заднем сиденье.

Машина тронулась, скользя по залитым дождем улицам. Москва преображалась в осенних сумерках. Горели витрины магазинов, по Тверской спешили последние трамваи, из булочных тянуло теплым хлебным духом.

У входа в «Метрополь» швейцар в расшитой золотом ливрее почтительно распахнул дверь. В вестибюле тепло и светло, из ресторана доносились приглушенные звуки джаз-банда. Гардеробщик принял мое пальто, смахнув капельки дождя.

— Товарищ Лисицын ждут в отдельном кабинете, — метрдотель в черной паре элегантно указал направление.

Поднимаясь по широкой лестнице, устланной бордовым ковром, я в который раз невольно отметил, как много в «Метрополе» сохранилось от прежней, дореволюционной роскоши: хрустальные люстры, бронзовые светильники, витые перила красного дерева. Впрочем, размышлять об этом было некогда.

Лисицын встретил меня у дверей кабинета с подчеркнутой радостью:

— А вот и наш дорогой промышленник! Проходите, Леонид Иванович, проходите.

Отдельный кабинет небольшой, но роскошный. Тяжелые бархатные портьеры, хрустальная люстра, стол, сервированный тонким фарфором. В углу поблескивал начищенными боками старинный буфет красного дерева.

За столом сидел человек лет пятидесяти, с аккуратно подстриженной седеющей бородкой и внимательными серыми глазами. Его безупречный костюм-тройка и золотая цепочка от часов выдавали привычку к комфорту.

— Позвольте представить, — засуетился Лисицын. — Николай Петрович Брянцев, заместитель наркома финансов. Леонид Иванович Краснов, о котором я вам рассказывал.

Брянцев поднялся, крепко пожал мою руку:

— Наслышан, очень наслышан. Ваши успехи в металлургии впечатляют.

Мы расселись вокруг стола. Появился официант с графином водки и закусками.

— Я позволил себе заказать заранее, — улыбнулся Лисицын. — Фирменные расстегаи здесь по-прежнему великолепны.

Разговор начался с общих тем — погода, московские новости, последние театральные премьеры. Брянцев оказался интересным собеседником, прекрасно разбирающимся в искусстве. Лисицын больше молчал, изредка поддакивая.

После второй рюмки Лисицын вдруг засуетился:

— Ох, совсем забыл! У меня же лекция в вечерней группе. Вы уж простите, товарищи…

— Ничего страшного, Сергей Павлович, — спокойно отозвался Брянцев. — Мы с Леонидом Ивановичем продолжим беседу.

Когда за Лисицыным закрылась дверь, в кабинете повисла короткая пауза. Брянцев достал из серебряного портсигара папиросу, закурил:

— Знаете, Леонид Иванович, — его голос стал деловым, — я думаю, мы оба понимаем, что этот ужин не случаен.

Он выпустил струйку дыма:

— Есть люди, очень серьезные люди, которые внимательно следят за вашей работой. И считают, что ваши таланты можно использовать гораздо эффективнее…

Я молча ждал продолжения. В кабинете сгущались сумерки, только свечи в серебряных подсвечниках отбрасывали причудливые тени на стены.

— Алексей Иванович Рыков очень заинтересовался вашими идеями, — Брянцев слегка понизил голос. — Особенно в части организации промышленности. Ваш подход… скажем так, близок к нашему видению развития экономики.

Он аккуратно стряхнул пепел в хрустальную пепельницу:

— Мы считаем, что форсированная индустриализация — это ошибка. Нельзя ломать НЭП, нужно дать частной инициативе развернуться. А ваши методы управления, ваш опыт организации производства очень схож с нашими.

— К чему вы клоните, Николай Петрович? — спросил я, отодвигая нетронутую рюмку.

— К простому деловому предложению. — Он подался вперед. — Мы можем обеспечить вам режим наибольшего благоприятствования. Финансирование, поставки, устранение бюрократических препон. Взамен просим только одного — работать в правильном направлении.

— И в каком же?

— В направлении развития частной промышленности. Без этого жесткого партийного контроля, без форсированных темпов. Планомерно, разумно, с опорой на механизмы свободного рынка.

Я молчал, разглядывая игру света в хрустальном графине. За окном уже стемнело, только отблески уличных фонарей пробивались сквозь тяжелые портьеры.

— Подумайте, Леонид Иванович, — мягко продолжил Брянцев. — Вы же сами из промышленников, должны понимать — нельзя строить здоровую экономику на голом энтузиазме и приказах сверху. Нужна частная инициатива, конкуренция, свободный рынок…

— Знаете, Николай Петрович, — я медленно покрутил в руках рюмку, — в чем-то вы правы. Действительно, без частной инициативы, без конкуренции здоровую экономику не построишь.

Брянцев удовлетворенно кивнул, но я продолжил:

— Только вот в чем проблема. Мы не в Америке и не в Европе. У нас другие условия, другие задачи. Нам нужно в кратчайшие сроки создать современную промышленность. Причем не просто отдельные заводы, а целые отрасли — металлургию, станкостроение, химию…

— Вот именно! — оживился Брянцев. — И частный капитал мог бы…

— Нет, — я покачал головой. — Частный капитал в чистом виде здесь не справится. Слишком большие затраты, слишком длинные сроки окупаемости. Нужен другой подход.

— Какой же?

— Государственно-частное партнерство. Жесткое планирование базовых отраслей, но с элементами рыночных механизмов. Частная инициатива — да, но под контролем государства и в рамках общего плана.

Брянцев нахмурился:

— То есть вы предлагаете…

— Я предлагаю не возвращаться к старому НЭПу, а создавать новый тип экономики. Где государство определяет стратегию и контролирует ключевые отрасли, но использует рыночные стимулы и частную инициативу для повышения эффективности.

— Это противоречит нашим принципам, — Брянцев начал раздражаться. — Мы за свободный рынок…

— За свободный рынок в стране, где нет современной промышленности? Где нет квалифицированных кадров? Где нужно в считанные годы пройти путь, на который Запад потратил десятилетия? — я подался вперед. — Это утопия, Николай Петрович. Красивая, но неосуществимая.

В кабинете повисла тишина. Было слышно, как за стеной негромко играет джаз-банд.

Брянцев медленно затушил папиросу. Его лицо стало жестким:

— Жаль, что мы не нашли общего языка, Леонид Иванович. Очень жаль. — Он помолчал. — Вы понимаете, что выбираете опасный путь? Сталин сегодня поддерживает вас, а завтра может случиться, что угодно.

— А завтра будет завтра, — я поднялся из-за стола. — Знаете, в чем главная ошибка