не хочет позволить другой стороне навязывать ему борьбу за пост в Академии. Это не в его стиле поведения. Он не зависит от этой и любой другой должности. Однако для других (например, для Лёрке) роспуск Академии имел бы серьезные экономические последствия. С этим тоже нужно считаться.

Добился ли Шиллингс, хоть и изрядно опозорившись, безоговорочной победы? По крайней мере, в одном пункте президент просчитался. Генрих Манн не присутствовал при голосовании по вопросу о конфиденциальности собрания – точнее, он даже не участвовал в собрании, а был немедленно уведен Шиллингсом в президентский кабинет. Поэтому он не связан общим обетом молчания и вправе сообщить прессе о своем уходе из Академии. Хотя заседание заканчивается только в 11 вечера, уже на следующее утро газеты подробно рассказывают обо всех событиях. Либеральные газеты сожалеют, националистические – ликуют по поводу отставки Генриха Манна. Но все статьи ясно демонстрируют, как бесцеремонно национал-социалистические политики стали обращаться с фундаментальными правами спустя 16 дней после прихода Гитлера к власти.

Естественным образом статьи вызывают немедленную тревогу у членов отдела литературы, не присутствовавших на заседании. Последующая встреча, о которой объявляет Дёблин, должна состояться в понедельник, 20 февраля. Тем временем потребность в информации велика, и особенно Лёрке, секретаря отдела, заваливают вопросами. Правда, сейчас он в наихудшем состоянии, какое только можно представить. Поляризация политики в последние годы нагоняет на него страх. Этот человек вечно ищет гармонии, предпочитает зарываться в вопросы искусства, не позволяя навязывать ему повседневные проблемы любого рода, особенно политические.

Двадцать лет назад, в 1913 году, он пережил свой крупнейший литературный триумф – премию Клейста. Другие писатели и художники ценят его, особенно за стихи и проницательные эссе. Но он не пользуется успехом у читателей, гонорары невелики, и на них невозможно сводить концы с концами. Поэтому он ухватился за шанс, когда издательство «С. Фишер» предложило ему работу редактора, а Академия – должность секретаря отдела. И то и другое вместе обеспечивает ему хороший доход и значимую позицию в литературном мире. Всего три года назад вместе со своей спутницей жизни и общим другом он построил дом во Фронау, на севере Берлина, в очаровательном месте, обзавелся просторным садом, небольшой коллекцией произведений искусства и домработницей. Все это не только льстит его стремлению получить признание, но и мучает: из-за работы, которая приносит заработок, у него остается все меньше и меньше времени на собственные писательские проекты.

Конфликт в Академии ввергает его в панику. Он боится потерять пост секретаря и чувствует себя – ему даже сложно подобрать достаточно резкие слова – зажатым между правыми и левыми террористами. Он презирает национал-социалистов, таких как Альберт Гесснер, но и такие люди, как Дёблин или Леонгард Франк, тоже действуют ему на нервы: они кажутся ему задиристыми, несговорчивыми и помешанными на общественном мнении. Именно этих двоих, Дёблина и Франка, более успешных в литературе, он подозревает в разглашении информации после заседания Академии, хотя в некоторых статьях Генрих Манн прямо указывается в качестве источника.

Для Лёрке все это слишком. Он чувствует, что его втягивают в конфликты, которые ему не по плечу. Он пишет сбивчивое письмо Томасу Манну, который выходит на связь из лекционного турне, посвященного юбилею Вагнера, чтобы больше узнать об отставке своего брата из Академии. По мнению Лёрке, не министр Руст подрывает свободу слова, а «Срочный призыв», который обвиняет всех, кто ему не следует, в трусости и варварстве. Он считает это террором. И буквально называет это так.

В остальном Лёрке получает скептические письма от других членов отдела. В чем смысл предстоящей встречи писателей, которую созывает Дёблин? Планируется ли протест против Руста? Не попадет ли отдел и сама Академия под угрозу роспуска из-за подобного протеста? Было бы глупо. В конце концов, Генрих Манн выходит из Академии исключительно для того, чтобы предотвратить угрозу роспуска.

Только два члена, не присутствовавших на заседании, готовы к серьезным последствиям: Альфонс Паке и Рикарда Хух. Паке – коллега Йозефа Рота, пишет в основном для «Франкфуртер Цайтунг», делает репортажи в качестве корреспондента из Стокгольма, а в 1918 году докладывает о русской революции из Москвы. Наибольшим успехом он обязан своим пьесам и материалам о путешествиях. Будучи убежденным пацифистом, он, как граф Гарри Кесслер и Генрих Манн, после войны начал пропагандировать образ примирившейся и мирной Европы. Его аргументация в нынешнем споре довольно проста: важнейшей целью писательской Академии является защита свободы литературы и ее авторов, в том числе и в политическом плане. Если все авторы вместе будут протестовать против принудительной отставки Генриха Манна, то он присоединится к ним; если протеста не будет, он выйдет из Академии один.

Рикарда Хух придерживается сходной позиции, возможно, даже более фундаментальной. Она убеждена, что творчество автора требует радикальной независимости, которая несовместима с членством в государственных институтах. Только Томасу Манну удалось в свое время многими добрыми словами убедить ее вступить в Академию. Она, бесспорно, великая гранд-дама немецкой литературы и в то же время одна из наиболее значимых литературоведов и историков страны. Несмотря на то что в свои почти 70 лет она выглядит чинной и буржуазной, она остается напористой и воинствующей женщиной. В 18 лет она влюбилась в мужа своей сестры, а он – в нее. Она посвятила себя литературе и науке не в последнюю очередь для того, чтобы отдалиться от семьи. Ее роман с зятем длился более 25 лет, и когда распался ее брак с другим мужчиной, они наконец смогли пожениться – чтобы в итоге разойтись три года спустя.

Рикарду Хух никогда не заботили условности в литературных вопросах. Она написала ряд чувственных повестей и романов, большие исследования по истории Германии, увлекательную книгу о жизни и творчестве романтиков, а также криминальный роман и биографии русского анархиста Михаила Бакунина и итальянского борца за свободу Гарибальди. Она определенно не салонная писательница.

Ее скорее восхищают люди, отстаивающие свои убеждения, бунтари, не дающие себя запугать. И она не собирается менять свое мнение даже сейчас, когда у власти находится НСДАП. Она пишет Лёрке, что не согласна с добровольным уходом Генриха Манна. Нужно было подождать и посмотреть, хватит ли у министра Руста мужества распустить отдел литературы. Она объявляет, что уйдет из Академии, как только узнает, как именно заставили отказаться от членства Кете Кольвиц и Генриха Манна. И не потому, что она считает «Срочный призыв» правильным, а потому, что для нее как для писательницы право на свободу слова является неотъемлемым.

* * *

28 января отменили премьеру спектакля