Сейчас я уже гораздо ближе к легализации в новом мире, чем позавчера вечером. Прошло всего два дня, а я уже иду на охоту с крутым Мастером и даже получаю первые уроки свежевания добычи. Степень моей тотальной бесполезности для стоянки и дела Охотников стремительно уменьшается.

Пройдя лесок, мы двинулись к следующему. Там тоже оказался ключ, текущий из-под камня и образующий ручеек, стекающий к краю леска и дальше вниз по склону. Тонс меня не подпустил к ручейку, оставив в нескольких метрах, сам забрал у меня петли, которые начал ставить в определенном порядке, непонятном для меня. Поставив, он отвел меня в сторону и там показал подготовленное для засады место. Оно находится в густом кусте, и со стороны ручья нельзя заподозрить, что там кто-то может спрятаться. С тыльной стороны куст аккуратно выщипан, внутри место для ожидания, даже с маленькой скамеечкой в виде пня.

Да, хорошо придумано, но смысл расстановки силков и сидения в засаде мне пока неясен. В этом нет ничего удивительного, я все же не здешний Охотник. Сидеть здесь можно только, когда ветер задувает с горы — это утром и днем. Вечером и ночью без луны здесь темновато, да и ветер задувает обратно к вершине, поднимая теплый воздух и пугая животных запахом людей.

Ладно, посидим — узнаем. Но сидеть мы не стали.

Тонс повел меня дальше, и оказалось, что в этих рощах и перелесках во многих местах уже стоят ловушки и силки, в них даже начала попадаться добыча. Крупный тетерев или рябчик попался в следующем месте, потом два зверька типа наших куниц, снова мясная птица. Еще живых Охотник легко прибивает небольшой, увесистой дубинкой. Задохнувшихся тщательно обнюхивает, не желая таскать зря несвежую добычу, вернее меня ею перегружать.

Везде он снова разбирает запутанные петли, отрезает вконец запутавшиеся, снова настораживает, подсыпает на землю под ловушками немного зерна, похожего на нашу пшеницу или ячмень.

Птицы подтягиваются на зерно, на них приходят небольшие хищники, попалась даже копия нашей лисицы, только серая. Ее не понесли далеко, отошли пятьсот метров, Тонс несколькими движениями сделал надрезы и снял шкуру чулком. Шкура отправилась ко мне в корзину, туша осталась валяться в траве, дожидаясь своих клиентов, желающих перекусить, чем Тонс послал.

Около мест водопоя Охотник внимательно рассматривает следы и делает свои выводы.

Прогулявшись таким образом около трех часов и нагрузив меня добычей, мы вернулись на стоянку. Тонс отправил меня обрабатывать шкуру местной лисицы — отскрести мезгу и натереть солью. Потом то же самое с куницами, останки животных отправились в яму, выкопанную довольно далеко от стоянки, в целой сотне метров за кустами.

Птичье мясо пошло частично в яму-погреб, частично на просушку — самые лакомые куски. Пообедав и отдохнув часок, мы отправились в другую сторону, делали то же самое, но добычи почти не попадалось. Но наши хлопоты не закончились на этом, мы прошли низом под стоянкой, в основном раскидывая ловушки уже по опушке леса, находящейся метрах в пятистах под нами.

Лес оказался хвойный, в основном молодой, я даже удивился, что деревьев в возрасте попадается совсем немного.

Здесь ловушки только ставим, еще Тонс очень внимательно разглядывает следы. Пройдясь километров двенадцать за день, постоянно вверх-вниз, я с удивлением обнаружил, что совсем не устал, только аппетит разыгрался дьявольский.

— Кажется, втягиваюсь в местные реалии, Храм реально помогает мне физически освоиться в новом для меня мире, опять же думаю про себя.

Вечером ужинаем, я выучил еще пару десятков слов и уже умеренно могу общаться по простейшим темам с Охотником. Тонс удивляется и моим успехам в изучении языка, и еще моей выносливости. Но все же подумав, сказал, как отрезал, что я не Охотник.

— И уже не стану им хоть в какой-то мере.

Прямо так и сказал. Видно, что ему по-настоящему неприятно признать другого человека неспособным стать даже начинающим Охотником. Как приговор подписал в полной моей безнадежности.

Я скорчил печальную морду лица, чтобы не разочаровать старого Охотника, не мыслящего себе никакой иной жизни.

На самом деле сам очень даже такой новости обрадовался. Жить в лесу мне не хочется совершенно, особенно в средневековье. Очень хочется ночевать на своей кровати и под теплым одеялком, когда в углу греется печь или камин.

Смотря что здесь используют для готовки и обогрева жилищ. Впрочем, может и простой очаг в ходу.

Тут он впервые упомянул город, на который он работает, назвав его Астором.

— Запомню и посмотрю с удовольствием, поживу тоже, — опять же про себя.

И добавил, что я большой парень, смогу жить и без охоты. Он даже спросил меня, кем я раньше работал. И я, показав свои мозолистые ладони, ответил, что всегда руками работал. Тонс сразу заметил, что такой работы очень много, крепкие парни везде нужны, хозяева постоянно ищут работников в свои мастерские и цеха.

Все это общение такое условное, с кучей жестов, смысл угадывался не сразу, а путем долгих повторений.

Уже стемнело, мы закончили вечер местным чаем, очень похожим на наш. Тонс сказал, что везут его издалека. Оттуда, куда все ушли после, и он сказал непонятное слово. Встретив мой недоуменный взгляд, он потемнел лицом и грубо отмахнулся. Встал и ушел в свой шалаш, без лишних политесов попрощавшись со мной таким образом.

Так и пошла моя жизнь в Новом Мире, совсем ровная и абсолютно одинаковая каждый день.

— Абсолютно ничем не примечательная жизнь, — приходится это откровенно признать перед самим собой.

Я не размахиваю необыкновенно острым мечом, не мчусь с дозвуковой скоростью на черном жеребце, не спасаю сексуальных красоток с пышным бюстом и эльфийскими ушками. Вообще никого не спасаю.

Не поступаю с ними даже по-хорошему, не говоря уже, чтобы совсем по-плохому.

Не показываю этим красоткам всякие штуки, не заставляю их кончать по десять раз подряд, глядя на меня восторженными глазами с вертикальным зрачком. Как все остальные попаданцы куда-то там.

Не веду преданное мне огромное людское и не только войско на штурм неприступного замка Темного Властелина.

Не являюсь последней надеждой этого мира на спасение, просто единственной надеждой, как тот самый пришелец, отмеченный высшими силами и печатью Ушедших богов.

— Я вообще не доминирую в этом мире ни над кем, кроме дохлых зверьков. И те, кажется, постоянно издеваются надо мной, вырываясь из рук и брызгаясь сукровицей