— Всё сложно, — отмахнулась девочка, — и неважно. В этих книгах не было ничего про волантеры, но во сне я много про них знаю и очень отчётливо вижу. Жаль, что у меня больше нет мелефитских книг, я бы почитала ещё.

— У меня довольно приличная библиотека, — ответила Аннушка. — Читай на здоровье. Правда, не знаю, когда мы теперь туда доберёмся…

— Давай съездим, мам! — воодушевилась Сашка. — Мне кажется, я просто обязана их прочитать! Они что-то меняют во мне!

— Слушай, — спросил я, — а ты рисовать умеешь?

— Хрена себе, ты папаша года, — хмыкнула Даша. — Не знаешь, умеет ли твоя дочь рисовать.

— Я не пробовала, но, наверное, должно получиться… — задумчиво сказала девочка.

— Не пробовала? Рисовать? — Даша удивляется всё больше. — Даже я пробовала, правда, полная фигня выходила. И мамка против была, сказала, что если буду отвлекаться на бумагомарание, то она заставит сожрать рисунки и карандаши мне в жопу позапихивает. Короче, не вышло из меня художника. Но вы, блин, тоже странная семейка… На, держи, тут в шкафу валялось.

Даша кинула на стол старую, разбухшую книгу. На страницах какой-то рукописный текст, но чернила настолько выцвели, что слов не разобрать, и рисовать поверх он не мешает. Я, покопавшись в рюкзаке, выдал Сашке карандаш, которым записываю координаты кросс-локусов и приметы проходов.

— Нарисуй волантер, пожалуйста. Как помнишь, как можно подробнее. Если выйдет не очень красиво — ничего страшного. Мне просто интересно, как они выглядят.

— Хорошо пап, я попробую, — вздохнула Сашка, усаживаясь поудобнее и пододвигая к себе свечу.

— Пойдём погуляем, солдат, — сказала мне Аннушка. — Подышим свежим воздухом.

— Вы посекретничать или потрахаться? — поинтересовалась Даша.

— А тебе какое дело? — спросил я.

— Да вот, думаю, подслушивать или уши заткнуть?

— А в каком случае что? — уточнила серьёзно Сашка.

— Всё тебе скажи!

Мы отошли подальше от домика и сели на камнях, где шум ночного прибоя гарантирует, что нас никто не услышит. Увы, к моему разочарованию, оказалось, что Аннушке приспичило поговорить, а не что-нибудь другое. Итак, кто же из наших спутниц требует срочного обсуждения? Даша, разрушительница миров, наркоманка, психопатка и автор геноцидов настолько масштабных, что Гитлер заплакал бы от зависти? Или оживающая с каждым днём рободевочка, которая видит красивые сны?

Оказалось, дело в Сашке. Ну да, подумаешь, коллапсом больше, коллапсом меньше… Этим синеглазых не удивить. А вот вопрос: «Снятся ли андроидам электроовцы?..»

— Это не просто сон, — сказала Аннушка мрачно. — Думаю, всё куда сложнее.

— Сложнее, чем робот в виде девчонки, увлечённо играющий с нами в дочки-матери? Я-то думал, это само по себе наглядная иллюстрация понятия «у нас всё сложно».

— Ты просто не знаешь контекста, а я давно знакома с Алиной, мы много и откровенно общались. Она рассказала мне как-то, что киберы её типа в их срезе появились случайно. Это не местная разработка. Аборигенные киберсистемы были крутые, но не настолько. Они требовали здоровенных прожорливых компьютеров размером с дом, под Терминалом в подвале такой. А мобильные модули управлялись по радио, или как-то там, я не очень разбираюсь. Но потом где-то что-то копали и нашли некоторое количество как раз таких робомозгов. Терминал был экспериментальным полигоном, где они обкатывались. А потом внезапно — раз, и шарахнул коллапс, все сдохли.

— Думаешь, тут есть связь?

— Да без понятия. Дело давнее. Алина сейчас, насколько я знаю, единственный «пробуждённый» кибер в срезе. Лет двадцать пять назад Терминал конкретно загибался, и она ухитрилась получить от центрального компьютера временное разрешение снять ограничения в работе мозга. Алинка — умничка, но не надо забывать, что местные кибы с тех пор только парковку метут и бензин заливают, а рулит всем она. В Сашку она вставила такой же мозгомодуль. Сначала в механический корпус, а потом, когда Крисса нашла ей лабу, то в выращенный из нашего с тобой, солдат, ДНК. Впервые, заметь, не спросив моего согласия и проигнорировав моё возмущение. Обычно она гораздо более деликатна.

— Алина сильно изменилась?

— Да вообще. Я не узнаю старую подругу иногда, и не только потому, что её внезапно одолела страсть к смене корпусов. Что она ищет? Чего пытается добиться? Раньше её интересы не выходили за пределы Терминала, а сейчас… Даже не знаю… Она точно что-то задумала, но что?

— Слушай, я вот чего не пойму. У Сашки голова явно меньше Алининой! Как у них может быть там одинаковый модуль?

— А, — отмахнулась Аннушка, — Алина говорила об этом. Модули нашли нескольких типоразмеров. Я не особо тогда заинтересовалась этой историей, так что без подробностей, извини. Знала бы, что через несколько лет она впихнёт мне Сашку, слушала бы внимательнее. Меня сейчас больше интересует, что было прописано в этих модулях изначально, до того, как местные умельцы засунули их в официантов, заправщиков и хостес терминала? Может быть, они их плохо зачистили, и теперь первоначальные программы активировались?

— Знаешь, чисто теоретически, если найти где-то древние мозги от древнего робота, то идея засунуть их в новый корпус, включить и посмотреть, что будет, выглядит в точности как то, чем обычно занимаются всякие учёные умники. Ну, знаешь, те ребята, которые откапывают во льдах доисторические вирусы и страшно радуются, что их, оказывается, можно оживить. Ведь так интересно, сдохнем мы от них или нет! Разумеется, со всеми возможными предосторожностями! Вымершие от какой-нибудь суперчумы постколлапсники тому свидетели. Не скажу, что я сильно удивился этой истории. Ты думаешь, Сашкины сны — это что-то засевшее в тех мозгах?

— Имею такое опасение, — подтвердила Аннушка.

— И зачем кому-то закачивать в робомозг серию ванильной семейной хроники?

— Откуда мне знать? Я не сильна в робототехнике. Пока что всё это выглядит даже мило: Сашка убедительно изображает хорошую девочку, мы умиляемся… Да, даже я, честно признаю, на меня это действует. Но что будет дальше?

— Может, ничего? Это же всего лишь сны. Согласен, то, что их видит робот, — странно. Но, если вдуматься, нам-то откуда знать? Может, для роботов это самое обычное дело.

— Она тебя очаровала, солдат, — покачала головой Аннушка. — Я же вижу, как ты на неё смотришь, как разговариваешь, как тихо сидишь, когда она задрёмывает