— Я не галлюцинация, я Лёха.

— Я не запоминаю имена галлюцинаций. Они приходят и уходят, а память мне нужна для другого. Она и так слабеет от возраста, приходится записывать данные, ещё не хватало забивать её всяким бредом.

Толкнул его в плечо.

— Я материален!

— Это лишь моё тактильное восприятие. Мой мозг повреждён Установкой и периодически резонирует с Фракталом, будучи его частью. Чего тебе надо от меня на этот раз, феномен больного сознания?

— Сам ты феномен, — обиделся я. — А мне надо выбраться отсюда.

— Поскольку ты галлюцинация, то надо просто подождать. Даже самые навязчивые из вас исчезают, стоит мне уснуть. Наутро я снова один. До отбоя… — он посмотрел на массивный наручный хронометр, — пять с половиной часов. Не так уж сложно потерпеть, не отвлекая меня от работы, верно?

Он сделал шаг в сторону, обогнул меня и встал перед приборной доской. Я не стал ему препятствовать, только спросил вслед:

— А если я не галлюцинация?

— Тут всё галлюцинация, более или менее. Реален только Фрактал, но и он коренится в моей голове.

— А ты сам? Реален?

— Не могу ответить на этот вопрос, — сказал он, подумав. — Он неразрешим без внешнего наблюдателя, а поскольку ничто не может быть внешним по отношению к Фракталу, частью которого я являюсь, то моя реальность неопределима.

— А эти приборы, на которые ты пялишься? Они реальны?

— Это визуализация процессов функционирования Установки, так что они вторичны по отношению к ней. Их вид мог быть любым, а их реальность не безусловна. Но в практическом смысле это неважно, поскольку первична информация, а не материя, её индуцирующая.

— А что делает Установка?

— Не знаю.

— А разве не ты её, ну… обслуживаешь?

— Более того, я её создал. Не один, разумеется, но идея моя.

— И при этом не знаешь, зачем она?

— Она строилась, чтобы открыть одну дверь, но оказалось, что она закрыла все остальные.

— Так выключи её!

— Невозможно. Я лишь удерживаю её в режиме, это самоподдерживающийся процесс. Её включили много лет назад, но, когда актуатор набрал скорость, механическая связь с ним была утеряна.

— Э… укатился, что ли?

— Смотрите.

Старик дёрнул ржавый рычаг на стене, с хрустом раздвинулись железные ставни. Сначала за ними было только тёмное стекло, но потом в помещении зажглись лампы: большой аппаратный зал размером с хорошее футбольное поле, оборудование, кабели, непонятные железки, ничего не говорящие надписи. В центре станина, над которой вращается подвешенный в воздухе диск с отверстием в центре. Диаметр метра два, материал не разобрать, крутится так быстро, что детали сливаются. Я понял, что гул и мелкая, почти незаметная, но навязчивая вибрация, пронизывающая весь бункер, исходят как раз от него, хотя на вид он даже не касается физической опоры. Я видел однажды настольную игрушку, которая работала на магнитной левитации: там крутился, вися в воздухе, небольшой металлический шарик. Немного похоже.

— И что это за штука?

— Актуатор Установки. Предполагалось, что его вращение сдвинет метрику и откроет портал.

— Дайте угадаю. Что-то пошло не так?

— Для галлюцинации вы очень догадливы. Установка свернула пространство, закупорив нас в пузыре псевдореальности. Мы тут же выключили подачу энергии, но актуатор не остановился, а только набрал обороты. Затормозить его физически тоже не удалось, потому что он недоступен из этого плана.

— Но я же его вижу!

— Если бы вы были материальны, а не являлись феноменом резонанса Фрактала с моим больным разумом, то могли бы убедиться лично — его невозможно коснуться, все предметы просто проходят насквозь. Откуда берётся энергия для его вращения, неизвестно.

— А что случилось с людьми?

— Они умерли.

— Это я заметил. Но почему?

— Думаю, Установка высосала их жизнь. Они не болели, не были ранены, у нас хватало продуктов. Просто ложились и умирали. Кажется, без мучений. Предупреждая вопрос — не знаю, почему не умер я. Возможно, дело в том, что в момент пуска я единственный находился в аппаратном зале и каким-то образом слился с ней. С тех пор я вижу мир как переплетение линий фрактала, чувствую вращение актуатора сердцем и страдаю галлюцинациями, неотличимыми от реальности.

— А что снаружи? Вокруг бункера?

— Ничего. Мы в крошечном пузыре псевдореальности. Если открыть ворота, то снаружи снег, лёд и космический холод. Но совсем немного, до несуществующей границы моего недомира метров двести. Можно ходить кругами вокруг входа, пересекая этот глобус по экватору. Я так и делал, пока ворота не примёрзли. К счастью, внутри изотопный тепловой реактор, его хватит надолго.

— И давно вы тут один?

— Девяносто три года.

— Сколько? Не может быть.

— С момента включения Установки я не старею, а запасы еды в бункере были предназначены для полутора сотен сотрудников из расчёта десяти лет автономии. Ем совсем мало, на холоде продукты хранятся вечно. По моим подсчётам, даже если не экономить, хватит ещё лет на пятьдесят. Впрочем, возможно, отсутствие еды меня не убьёт. Однажды я ради эксперимента не ел два месяца и даже не похудел. Решил не продолжать, потому что процесс питания хорошо структурирует жизнь, и мне нравится есть. Вероятно, я слишком сильно сросся с Установкой, и она даёт мне энергию жизни так же, как забрала её у остальных. Может быть, это такая же самая энергия, тогда я должен прожить всё то, что не прожили сто сорок четыре человека, и некоторые из них были совсем юными. Но не исключаю, что она поступает откуда-то извне, как энергия для вращения актуатора. Если я переживу тепловой реактор, то проверю, как скажется на мне холод. Возможно, тело застынет, но я останусь жив, и буду вечно лежать в темноте, размышляя. Но до этого момента пока далеко.

— М-да, — поёжился я, — так себе перспективка. Всегда считал, что в бессмертии больше минусов, чем плюсов. И чем вы развлекаетесь уже почти век?

— Наукой, разумеется. Я же учёный. У меня много времени и широчайшие возможности для экспериментов с метрикой. Меняя параметры воздействия на актуатор и регистрируя ответные возмущения, я собираю статистику. К сожалению, компьютер давно вышел из строя, приходится обсчитывать результаты вручную, но спешить