и увозят башку лечить, потому что, мол, нормальный человек никогда другого не обидит, а раз обидел, то в голове что-то сломалось. И лечат, значит. По местному телевидению всё время показывают: вот очередной счастливый гражданин вернулся к нормальной жизни и теперь даже мух не бьёт, а уговаривает.

Надо сказать, мамка меня как раз перед этим выходом отлупила так, что пришлось регенератор альтерионский тратить, иначе я встать не могла, не говоря уже об сесть. За реген мне ещё отдельно влетело, потому что он дорогой, как чёрт знает что. Не то чтобы она меня отходила ремнём совсем без повода, нет, поводов у неё каждый раз находилось дофига, но тогда как-то очень обидно стало. Боли я не очень боюсь, с детства вся жопа шрам на шраме, но унизить она умеет при этом как никто. Короче, таскаемся мы по этому срезу, у мамки на него заказ, дел дофига, а я всё время думаю себе такая, как бы здорово мамку тут полечить! Чтобы она, значит, не так сильно меня била. Но так и не придумала. Взбесить её, конечно, всегда было куда проще, чем не взбесить, но она же хитрая. На людях даже подзатыльник никогда не отвесит: «Дашенька-Дашенька, что же ты, дорогая, ми-ми-ми, сю-сю-сю». А потом, когда никто не видит, всю шкуру с жопы ремнём сдерёт… Но я же не про неё, а про срез, да. В общем, у них ни армии, ни полиции, а только психическая медицина. Не знаю, как она справляется — может, в попу целует, а может, током бьёт, — но безопасность там была абсолютная. Что такое «оружие», вообще не знали, и слова такого не было. И всякого спорта мордобойного, ни бокса, ни чтобы ногами по морде, ни-ни. Даже футбола. Только бегалки-догонялки, прыгалки-скакалки и прочее кто выше-быстрее, да и то без большого энтузиазма. Мне сначала дико понравилось, вот бы, думаю, пожить в таком, а то вечно то по морде, то по шее, то по жопе. Но потом пригляделась — и раздумала. Скучно там неимоверно. Все только работают, учатся и детишек делают, а развлечений полный ноль. Кино такое унылое, что зубы чешутся, я даже книги пробовала со скуки читать — но там ровно та же фигня. А им ничего, довольные ходят, улыбаются, здороваются, вежливые до омерзения. Мы там всего-то месяц проторчали, а я уже выть с тоски была готова. Вот такое странное место.

— И где это? — спросила Аннушка. — Никогда о таком не слышала.

— Да нигде уже, — махнула рукой Даша. — Мамка там нашла, что искала, потом меня бросила и умотала к Мелехриму типа совещаться. Я прям недели две не знала куда себя деть. А потом она вернулась, и мы там всё расхреначили к чертям.

— Расхреначили? — спросил я. — Целый срез?

— Ой, тоже мне проблема. Местные порталами развлекались, куда-то не туда сунулись, ну и, чтобы ручки им шаловливые укоротить, мы взорвали маяк Ушедших, от которого всё хозяйство питалось.

— Взорвали? — удивилась Аннушка. — Это же невозможно. Они неуничтожимы.

— А вот поди ж ты. Правда, заслуга не моя, это всё мамка. Я охрану только стазиснула. А она кристаллы синие вытащила, вставила вместо них алые и врубила маяк на передачу. После чего двери все закрыла и заблокировала. Красиво было — жуть! Мы издали полюбовались: алый луч в небо, оно наливается багровым, как будто кровью плеснули, потом земля начинает дрожать, потом трястись, а потом ка-а-ак шарахнет! Дало так, что весь мир содрогнулся, пришлось свалить, пока ударная волна до нас не дошла. В общем, думаю, нет больше того среза, обычный постколлапсник пустой. Всё-таки мамка моя хоть и сволочь, но скучно с ней никогда не было. Умеет красиво зажечь. Да ты и сама знаешь, она же твой срез когда-то заколлапсила.

— Да, — ответила Аннушка очень сухим тоном, — знаю. И много коллапсов ты вызвала?

— Да, — равнодушно ответила Даша. — Не знаю точно, я начала раньше, чем научилась считать. Мамка меня натаскивала, сколько себя помню, и годам к десяти мне это стало как жопу почесать. Если я быстро справлялась, то получала конфетку.

— Конфетку?

— Или пироженку. Или возможность поспать на мягком в тепле. Или посмотреть мультфильм.

— И как быстро ты можешь создать коллапс?

— Что ты привязалась? — нахмурилась Даша. — От среза зависит. Чем больше сенсуса, тем легче. Неделю, месяц, день — как повезёт. Иногда ситуация настолько на грани, что мне достаточно выйти из Изнанки, сказать: «Ну, понеслась!» — и оно несётся.

— И тебе не было… ну, не знаю… не по себе? — спросила Сашка. — Ведь в коллапсе гибнут люди.

— Нет, — спокойно отмахнулась Даша, — ничуть. Мне мамка всё объяснила. Они просто планктон. Мелкая никчёмная хрень, которая собирает в себя питательные вещества из воды, чтобы однажды их всосал в себя синий кит.

— А кит — это ты? — поинтересовался я.

— Нет, я китобой. Иногда, нечасто, мамка разрешала мне убить фокус. Ради этих моментов я и жила, за них прощала мамке всё. Коллапс — это само по себе вкусно, но сожрать сенсус из полусозревшего фокуса… Даже не с чем сравнить.

— Ты сенсус-зависимая, как Калеб, — неожиданно сказала Аннушка. — Я права?

— Да, меня мамка им чуть ли не вместо сиськи вскармливала. То есть, на самом деле, я не знаю, кормила ли она меня грудью, но сенсус давала с детства. Если ей что-то не нравилось, сажала на голодный паёк, и это было хуже ремня. Если у меня начнётся ломка, вы сами увидите.

— Да вы не ссыте, у меня есть, — Даша порылась в сумочке и достала красновато-бурый шарик размером с теннисный мяч. — Я покупаю у Мафсалы.

— А почему он красный? — заинтересовалась Аннушка. — Никогда не видела такого. Цвет что-то значит?

— Ага, — кивнула девушка, — они очень разные. Реально помогает, хотя дико дорогой. Стараюсь не перебирать.

— Не знаешь, почему разные?

— Я спрашивала, Мафсала сказал, что для этого сенсус собирают в разные моменты. Грубо говоря, когда люди умирают на войне, выделяется один сенсус, когда от эпидемии — другой, от голода и холода — третий… Есть компания, которая специализируется на составлении изысканных букетов, сочетая разные цвета в композиции удивительной красоты и вкуса. Это как с