Боже! Что он?..

Распахиваю ресницы, дергаюсь, пытаясь вырваться, шепчу жалобно и бессвязно:

— Ты что? Нет! Нет-нет-нет!

На каждое мое “нет” Камень лишь сильнее сжимает меня, лишь жарче целует там, где вообще нельзя! Нельзя!

Меня никто… Никогда…

От каждого бесстыдного движения его языка по телу проходят целые волны дрожи, и я никак не могу прекратить это, остановить. Потому что дрожь — сладкая, такая сладкая, что все внутри сжимается, словно предвкушая, готовясь… К чему, к чему? Что может быть еще более безумным?

Я бессвязно бормочу свое смешное “нет-нет-нет”, бестолково дергаю руками, то упираясь в каменные плечи терзающего меня парня, то почему-то вцепляясь в его темные волосы, выгибаюсь уже послушно, уже покорно, потому что не в силах перебороть себя.

А Камень, явно сходя с ума, все сильнее забирает меня в плен своих рук, все настойчивей целует, облизывает мою грудь, мягко, но очень опасно, до дрожи, прикусывает соски, и все шепчет что-то, шепчет, шепчет, уговаривая меня, убеждая, настаивая… На чем-то… Я, в полном шоке и безумии, даже не понимаю, в чем он убеждает, на чем настаивает? Такого не было в прошлые разы, когда мы сталкивались, когда он целовал меня на капоте своей тачки… Ощущение, что с каждым разом, с каждой нашей встречей, градус повышается, и скоро я совсем не смогу… Я уже не могу, уже!

Понимание, что не уйду от него сегодня, оглушает, я опять нелепо всплескиваю слабыми руками и нечаянно жму на клаксон машины!

Звонкий сигнал, разрывающий сонную темноту двора, оглушает нас обоих.

Камень вскидывается, тяжело дыша и щуря на меня совершенно безумный взгляд. Я испуганно пялюсь на него дикими огромными глазами.

А через мгновение взвизгиваю и, пользуясь некоторой оторопью парня, отпихиваю его и запахиваю рубашку и халат на груди. Вжимаюсь в дверцу машины. Сердце колотится, словно у попавшего в силки зайца.

Камень, судя по осознаванию во взгляде, медленно, но все же приходит в себя, вытирает тыльной стороной ладони влажные губы, усмехается так горячо и порочно, что у меня сердце замирает в испуге и волнении.

Он невероятно хорош, этот бедовый парень! Я не устою же… Я уже, уже!

— Маленькая… — его губы растягиваются в искушающей усмешке, — прости… Я слишком увлекся… Тобой.

Он откидывается на спинку сиденья, проводит обеими ладонями по волосам, взъерошивая их больше обычного, выдыхает, явно собираясь с мыслями, снова остро смотрит на меня.

Я к этому времени успеваю застегнуть дрожащими пальцами пуговицы. Камень с сожалением отслеживает этот процесс, но не препятствует.

— Так… Я чего хотел-то?.. — он барабанит пальцами по рулю, изучая меня, взъерошенную и перепуганную, — я завтра улетаю. На сборы.

Ага… Информация, зачем-то мне нужная… Киваю, давая понять, что услышала.

— Ты меня ждешь, — он говорит это спокойным, безапелляционным тоном, словно приказ на бумагу диктует, — я возвращаюсь и забираю тебя от родителей. Поняла?

— Эм-м-м…

Это что я только что услышала?

— Ты — моя, я не шутил и не играл, маленькая, — продолжает он, напряженно глядя на меня, — и об этом теперь все знают. К тебе никто не подкатит. Все.

— Но я не согласна, — нахожу в себе силы сказать я и сама пугаюсь того, что говорю.

— С чем? — он, кажется, не удивлен вообще.

— Ты… Меня не спросил, хочу ли я…

— А ты не хочешь? — он иронично вскидывает бровь, медленно и выразительно сканируя меня от испуганных глаз до нервно сжатых на вороте халата пальцах. Не защитил меня шелк, зря надеялась…

— Я… Не готова… — мямлю я, — это все внезапно… И жених…

На упоминании жениха Камень чуть морщится, давая понять, чтоб не смешила его. И говорит:

— У тебя будет время. Полтора месяца. Подготовишься.

— Но я…

— Маленькая, мне пора ехать, — прерывает он меня, — я и без того… Охрененно задержался. Совсем голова отключается, когда ты… Иди.

Я понимаю, что ничего не добьюсь сейчас, и решаю не испытывать больше судьбу.

Дергаю опять дверь машины и выскакиваю на улицу. Отпрыгиваю в сторону, но Камень как-то очень легко и быстро догоняет, снова ловит на локоть, дергает к себе, прижимает, в очередной раз полностью обволакивая собой и лишая желания и возможности сопротивляться.

— Только не ходи больше так, — шепчет он мне в губы, и горячее его дыхание обжигает, сушит, хочется облизнуться… Или потянуться к его губам… Камень это улавливает, понимает мое даже не движение навстречу, а намек на это движение. Его глаза горят еще ярче, а шепот становится еще горячее, — я едва сдерживаюсь, маленькая…

С тихим мучительным стоном он прижимается ко мне в коротком бешеном поцелуе, а затем отрывается, прыгает в машину и, газанув, срывается из двора, словно за ним полиция гонится.

Я остаюсь стоять, нелепо сжимаясь, посреди темного двора, и смотрю ему вслед, ошарашенная и перепуганная.

Он вообще меня не услышал, да… Но есть надежда, что вернется, и мы поговорим наконец-то…

Полтора месяца… Так долго…

Хотя, одно хорошо, он так ярко заявил на меня свои права, что вряд ли в универе найдется самоубийца, который решит полезть… Это хорошо. У меня есть полтора месяца, чтоб подумать. И решить. И никто не будет меня трогать…

Если бы я знала, насколько смешны были мои мысли в тот момент, насколько наивны…

36. Спустя месяц

Я кошусь на вибрирующий телефон, затем на многозначительно поднявшую бровь Маринку, и продолжаю читать. Демонстративно.

Телефон вибрирует.

Я читаю.

Маринка смотрит.

Прекрасный вечер субботы, я считаю.

Интересно, у кого первым не выдержат нервы? Судя по имени абонента на экране, тут без вариантов. Будет дозваниваться до последнего. Я как-то забыла телефон в комнате и ушла в универ. Когда вернулась, там была примерно сотня непринятых. Хорошо, хоть сообщения не любит, да и не умеет писать, и то благо…

— Ты так и будешь сидеть? — первой не выдерживает Маринка. Ожидаемо. Она вообще непоседливая очень. — Может, хоть на без звука поставишь?

— Нет, — спокойно отвечаю я, — мне могут звонить ребята… И еще… Совсем без звука нельзя.

— Ну тогда ответь, это же невозможно.

— Под подушку суну сейчас…

— Так сюда придет ведь!

— Нет.

— Почему?

— Потому что…

Я замолкаю, не желая посвящать Маринку в тонкости своих отношений с родителями. Слишком это неприглядное знание…

Но ответить все же придется, хоть и не хочется ужасно. Потому что прекрасно знаю все, что услышу, ничего нового, лишь нервы себе испорчу. А я только-только в себя приходить начала, кайф от жизни получать.

За эти три недели я сполна