Шрифт:
Закладка:
Но также, когда случались некоторые тяжелые вещи, все сплачивались, и никакой катастрофы не происходило. Не было общества «соединенной силы», но были некоторые вещи, перенесенные из их гражданской жизни в эту войну. Как дома, строили или работали вместе на шахтах, или на земляных работах, или в лесу, также действовали на войне.
И пришел известный декабрь, когда русские атаковали. Весь этот грохот и вспышки, которые были на той стороне реки, давали впечатление, что что-то должно произойти. Огромное расстояние отделяло убежище от дома, от нашей долины, воздушной почты не было больше недели, а было только пять тысяч километров снега, которые мы не могли проехать на поезде или в грузовике, пять тысяч километров снега мы должны были пройти пешком. Отправились с излучины Дона и прибыли в конце пути в наши горы шаг за шагом. Позже русские атаковали также и нас. И когда атаковали, было одно уверенное чувство, служившее небольшим утешением, потому что был разгром, мы держались в напряжении, которое усиливалось всегда гулом, который производили русские. Слухи, которые прибывали по радио «котелок» – радио вооруженных сил, радио «ботинок» – через водителей, которые перевозили боеприпасы, с нашими альпийскими стрелками, которые приходили забирать пайки на кухне, распространялись сплетни: мы окружены. Русские прорвались. Дивизия «Юлия» разгромлена. Сталинград пал. Это продолжалось до тех пор, пока однажды не прибыла конкретная новость, что русские танки ворвались в Россошь, где находился штаб Альпийского армейского корпуса. С этого момента почта больше не прибывала и, конечно, она не действовала и в обратном направлении; действительно, тогда мы услышали, что окружены. Русские атаковали наши главные позиции 14-го, 15-го и 16 января.
Потом пришел приказ отступать.
Воспоминания альпийского стрелка Паттольо о бое в районе населенного пункта Валуйки:
/…/ 20 января, в три часа утра, когда было еще темно, наша колонна приблизилась к Валуйкам. Мы остановились. Генерал послал вперед группу разведчиков. Они возвратились и сказали, что деревня занята русским. Тогда генерал обратился к тем, кто находился около него. Он сказал: «Италия на западе. Кто еще в силах, пусть продолжает марш. Я вел вас к Валуйкам, потому что там проходит железная дорога. Но Валуйки в руках русских. Теперь я не знаю, что с нами будет. Кто может, пусть идет на запад».
Мы все перемешаны, солдаты и офицеры. Генерал Баттисти не знает, что делать. Он даже не приказывает нам двигаться к деревне. Наша группа идет к избам. Я захожу в первую из них, валюсь с ног и засыпаю. Когда я просыпаюсь, около моей избы идет бой. У меня обморожены ноги. Я беру пару валенок у русской женщины, надеваю их и иду из деревни. Встречаю артиллериста с мулом, на котором нагружена сыр, галеты и много пачек сигарет. «Мы уже в плену, – говорю я артиллеристу, – снимай мешки, и поедим чего-нибудь, прежде чем поднять руки». Сидя на небольшом холме, мы едим до тех пор, пока наши животы не вздуваются. В долине под нами мы видим тысячи итальянских и немецких солдат. Итальянцев больше. Русские их обезоруживают, выстраивают в колонну. Мы рассуждаем о том, что делать. Выбора у нас нет, продолжить путь невозможно. Мы спускаемся вниз и сдаемся в плен.
Воспоминания альпийского стрелка Кастеллино из батальона «Мондови»:
Мы шли днем и ночью. Мы заходили в избы для того, чтобы найти что-нибудь поесть. Какой-нибудь старичок или старушка пятится в угол, повторяя: «Нет, нет». Мы сразу начинаем искать в печке, хватаем горсть огурцов и поспешно выбегаем наружу. Однажды я увидел в избе двух козлят, сосавших козу. Я схватил одного и убил. Старичок со старухой плачут, как дети. Я убегаю и ем козленка сырым, потому что если он замерзнет, его не угрызешь.
Воспоминания командира полка дивизии «Виченца» о событиях в Подгорном:
16-го или 17 января утром в Подгорном царит хаос. Пожары. Грабежи. Беспорядочное и лихорадочное движение автомашин… Отсутствие продуктов, невероятная усталость вызывают тревожные вопросы: «Куда мы идем? Сколько еще нам осталось шагать? Выдержим ли мы?..»
Понемногу ручейки частей, отходящих с фронта, сливаются в одну реку, образуя огромную колонну: это увеличивает опасность и затрудняет движение. Колонны саней, которые стали врагом пехотинца, месящего рыхлый снег, вызывают проклятья. Перегруженные людьми и материалами, они сшибают с ног тех, кто не уступает им дороги. Сколько стычек, сколько яростных схваток, чтобы заставить слабого уступить! Все лихорадочно спешат, стараются уйти от опасности.
Воспоминания участника отступления итальянского офицера Д. Фуско:
«Это были итальянцы, венгры, пруссаки, австрийцы, баварцы, бежавшие в одиночку или группами из русских «котлов». Колонна генерала Наши разбухала на глазах, как река в половодье. Марш людей утяжеляли санки, телеги, самодельные волокуши. В снежных вихрях мелькали силуэты лошадей, мулов и медлительных волов, украденных у крестьян. Время от времени животные падали в снег. Последняя дрожь сотрясала их иссохшую кожу. На них сразу же набрасывались люди, громко споря на всех языках, вступая в драку из-за наиболее съедобных кусков. Стаи жирных ворон сопровождали колонну с первых дней отступления…»
А вот, что говорили официальные источники о положении итальянских альпийских стрелков на советско-германском фронте в этот период:
Сообщения от Главного Командования немецких вооруженных сил, как правило, публиковались в ежедневных итальянских сводках и датировались следующим днем (они выделены другим шрифтом). Здесь представлены доклады об операциях, в которых участвовали итальянские войска.
* * *
24 декабря 1942 года. «В районе Дона продолжается оборонительная битва…»
/Выражение «В районе Дона» употребили первый раз, вместо выражения «На Дону» /…/ Вдоль всей линии обороны были атаки советских войск, единственные позиции, которые оставались неизменными, несмотря на многочисленные атаки, это позиции дивизии «Юлия» и частей