Шрифт:
Закладка:
Захватили туннель под железной дорогой, который открывал проход в советской обороне у Николаевки. Теперь воспоминания лейтенанта Артуро Вито, командира 46-й роты из батальона «Тирано», у него еще живет в памяти этот эпизод, «В туннеле», говорил Вито, «был русский пулемет, который косил всех, кто пытался пройти. У входа и внутри туннеля было полно убитых. Этот туннель был страшной мясорубкой. Потом нашелся пулемет и у альпийских стрелков, который разрешил ситуацию. Альпийские стрелки перебрались теперь в защищенное место и потом перебежками достигли арку туннеля, постоянно стреляя до тех пор, пока русский пулемет не замолчал». Вечером, около тридцати раненых из «Тирано» были собраны в одной избе. Но ночью изба подверглась обстрелу, загорелась и превратилась в один миг в адское пекло. «Раненые все погибли», вздыхал Артуро Вито. «Несмотря на наши усилия, не удалось спасти ни одного человека».
Немного позже общий обзор битвы с борта гусеничной машины из XXIV германского корпуса сделал лейтенант Джузеппе Гизетти. «Была тревога», рассказывал Гизетти о двадцать шестом января. «Вскоре после полуночи начался обстрел неприятеля, минометный и орудийный. На рассвете стрельба усилилась с трех сторон. Два батальона из «Тридентины» были в движении при поддержке двух германских самоходных орудий, которые били по холму в двух километрах от Николаевки. Беспорядок был чудовищным. Людские потери страшно увеличивались с каждым часом. Третий батальон из дивизии «Тридентина» прикрывал дорогу из Никитовки, впереди было примерно два батальона. Полковник Хейдкампер двинулся в путь с половиной подвижных сил, следом начали движение все остальные. Менее чем через сотню метров русские открыли огонь из тяжелых минометов и ручных пулеметов. Взрыв прогремел почти у моих ног, и один германский офицер авиации свалился с разорванным осколком мины горлом… Продолжаем идти вперед. Все вдруг стихло, и неприятель исчез как по волшебству, мы были спасены. Немного позже появился самолет «Аист», который был из германского авиационного штаба на Дону, он прислал распоряжение полковнику Хейдкамперу. Полковник был уже в полете. Увидим ли мы его еще?
Хейдкампер вернулся через два часа. Связь продолжалась: «Около пятнадцати часов для генерала Наши и полковника Хейдкампера поступило предложение отклониться от маршрута и пройти севернее Николаевки, где русские забаррикадировались, имея сильную артиллерию и танки. Генерал Наши и полковник Мартинат отклонили предложение и решили атаковать. Это был звездный час дивизии «Тридентина»: масса людей, тем временем пряталась от беспокоящего огня русской воздушной эскадрильи, которая с небольшой высоты бомбила и обстреливала всех из пулеметов. Первый батальон альпийских стрелков прибыл на окраину населенного пункта, но был остановлен неприятельским огнем. Наступал вечер и встал вопрос жизни или смерти: провести ночь под открытым небом или отходить к Никитовке, что будет автоматически означать конец. Генерал Ревербери поднялся на гусеничную разведывательную машину и в полный рост шел во главе авангарда. Казалось, перед этим входом в ад у него горели глаза, и он кричал как одержимый: «Вперед, «Тридентина», вперед!». На нашем правом фланге отходили альпийские стрелки, которые ударились в панику, полковник Хейдкампер приказал мне взять трактор и ехать к этой части. Гусеничный шум донесся до альпийских стрелков, и они вновь возобновили наступление. Используя все имеющееся вооружение, действовали согласовано, и в конце были даже слышны их ликующие крики. Генерал Ревербери, захватив туннель под железной дорогой, вошел в деревню. Он больше не кричал только потому, что потерял голос. Основная масса теперь уже могла следовать в долину Валуй. Русские исчезли. Генерал Мартинат был мертв. Дюжина советских подбитых танков загромождала площадь в Николаевке, один танк горел, освещая всю сцену. Вернулся Хейдкампер, и мы отправились на поиски штаба альпийского корпуса, нашли его после трех часов, по мнению генерала Наши, людям необходимо было отдохнуть, смерть Мартината сильно потрясла его. Хейдкампер, наоборот, настаивал на необходимости немедленного возобновления марша. Генерал Ревербери, безголосый и обессиленный, с тяжелой душой согласился с Хейдкампером. С первыми лучами рассвета двадцать седьмого числа, мы оставили нашу группу изб, которая находилась почти в окружении русских патрулей, проникших ночью в этот район. Один пожилой седовласый полковник тяжело выбрался из избы, почти ползком, и шел позади всех, в это время неприятель рассеялся…»
Итог участия Альпийского корпуса на русском фронте в 1942–1943 гг. Воспоминания очевидцев событий. Официальные сообщения
Своеобразным итогом участия в боевых действиях итальянского Альпийского корпуса может служить письмо генерала Габриэле Наши, командира этого корпуса своему другу, офицеру, которое было отправлено из Гомеля.[5]
«/…/ Остановились сегодня в этом населенном пункте после длительного путешествия, послал тебе два письма: 3 и 7 февраля; с 4–5 января не получал почты из Италии. Нет слов для выражения сердечной благодарности за поведение моих Альпийских стрелков. /…/ Посылаю тебе записи жизненных испытаний в нашей одиссеи, которые изложил своими словами, в несколько строк: на Дону мои альпийские стрелки создали непреодолимую линию обороны, испытания начались в день 16 /января/, то есть накануне отступления была атака силами трех батальонов на участке фронта, где с легкостью нанесли поражение вражеским силам с многочисленными для них потерями (тебе достаточно знать, что на фронте «Вестоне» насчитали восемьсот неприятельских трупов, имея собственные потери: только один убитый и четверо или пятеро раненых). Никогда неприятелю не удавалось прорваться через Дон на участке фронта, порученного нам, несмотря на нашу ущербность в вооружении, особенно касательно противотанкового оружия. Мы были достаточно уверены в поддержке нашего правого фланга, где был 24-й немецкий армейский корпус, в котором дивизия «Юлия» за месяц суровых сражений покрыла себя славой, заслужив упоминание в немецком бюллетене. Но 14 января части справа, из 24-го немецкого армейского корпуса, которые были восточнее дивизии «Юлия», отступили на равнину без предупреждения, поэтому утром 15 января за Россошью, где находился мой штаб, были обнаружены около двадцати русских танков в сопровождении пехоты.
Лишенные эффективного противотанкового оружия, как ты знаешь, наши 47-мм орудия не годятся против русских танков, мы защищались как могли, к вечеру с помощью «Штук» город был освобожден, и 12 вражеских танков были выведены из строя. День 16 запомнился набегом русских танковых частей, которые угрожали не только штабу, но также и тылам, перерезав единственную проезжую дорогу к нашим позициям.
В этом положении необходимо было решительно переместиться вместе со штабом на север по оставшейся проезжей дороге, используемой венгерскими
